Белый с черными кольцами пард-полукровка, рослый, выносливый, быстроногий, как хасец, мог бежать и вдвое против теперешнего. Но Робур сдерживал его бег: сейчас счет идет по последнему. Слабые остались в Лигоне. Их, кстати, оказалось совсем немного.
Робуру Конг нравился. Богатая страна. Почтительные простолюдины. Приятно, что его семья унаследует долю здешних жирных земель. Непременно унаследует, раз он, Робур, сын Гардараса, присоединит к Империи ее утерянные владения. Добрая земля. Немного варварская, правда…
Робур засмеялся. Ему пришла на ум старая песня, что рождена была еще во времена Вэрда Смелого – тоже варварская, но живучая, как леопард. Робур мог поклясться, что из десяти воинов-моряков девять знают ее наизусть.
Повернувшись к своему жезлоносцу, он подмигнул. Жезлоносец, благородный из Аттура, улыбнулся в ответ. И улыбка его стала еще шире, когда Робур запел:
– Травы полей,
Скачи мой друг, скачи!
Пахнут острей,
Когда звенят мечи!
Травы полей!
Зеленое руно!
(«Скачи, мой друг, скачи!» – грянуло за спиной Робура.)
– Играй, мое вино! – рявкнул светлорожденный так, что его пард прижал круглые уши и покосился на всадника.
– Алое вино! – пел светлорожденный,—
В груди моей играй!
(«Когда звенят мечи!» – рявкнула тысяча глоток.)
– Мой рог ревет: «Пора!»
(«Скачи, мой друг, скачи!»)
– На полчища врагов!
(«Твой рог ревет: „Пора!“)
– Тур слышит наш рев!
И пятитысячное войско Робура разразилось громом боевых кличей, визга, свиста, ора, к которым тотчас прибавилось возбужденное рыканье пардов: какофония столь оглушительная и устрашающая, что трудившиеся в окрестных садах крестьяне побросали мотыги и попрятались кто куда.
– Вино горячо! – запел Робур, когда рев за его спиной стих.– В груди веселей!
Когда звенят мечи,
Готовя постель,
Добрую постель
Из политых трав!
Стрелы бьют в цель,
А меч всегда прав!
Добрая земля!
(«Скачи, мой друг, скачи!» – отозвались позади.)
– Наши поля!
(«Когда звенят мечи!»)
– Зеленое руно!
(«Играй, вино, играй!»)
– Ударим стеной!
(«Твой рог ревет: „Пора!“»)
– Скачи, мой друг, скачи!
«Скачи, мой друг, скачи!» – отозвалось еще трижды, прежде, чем песня иссякла, оставив лишь топот тысяч пардов.
Пард Робура попытался удлинить прыжки. Он чуял настроение хозяина. К тому же дорога от Лигона к Кесану была прямой, как полет стрелы. И пустынной. Столб пыли, поднимаемой войском, виден издалека, и всякий путешествующий спешит убраться подальше.
Робур настолько привык к виду пустынной дороги, что даже удивился, заметив впереди человека.
Человек стоял прямо посередине тракта. Лицом к скачущим всадникам.
Поначалу Робур и не подумал сдерживать парда: всякому надлежит убраться с пути армии Императора или – быть растоптанным.
Но человек не шевельнулся даже тогда, когда между ним и всадниками осталось полсотни шагов.
Зато с этого расстояния Робур хорошо разглядел стоявшего.
Нет, это был не простой конгай. В его осанке чувствовалась уверенность, а у бедра висел меч. Меч!
«Наконец-то! – подумал Робур.– Наконец-то – воин!»
– Стой! – бросил он жезлоносцу и заставил собственного парда перейти на шаг.
За его спиной прокатился слитный рык, и дорожная пыль в воздухе на мгновение сгустилась. Колонна стала.
Но сам Робур ехал вперед, пока не оказался в нескольких шагах от незнакомца. Здесь он из уважения к нему (не без надежды, что тот оправдает уважение и не откажется померяться силами) остановил зверя.
Незнакомец по-прежнему молчал. Его дочерна загорелое лицо кого-то напоминало Робуру. Кого?
Стоявший выглядел не старше самого светлорожденного. Двойная рубаха из серого и зеленого шелка, с широкими разрезными рукавами скреплялась на груди серебряной брошью. Голову охватывал обруч, тоже серебряный, с рунным узором. Просторные шелковые штаны с вышивкой – серое на зеленом – на икрах были стянуты ремнями сандалий из тонкой замши.
Пард светлорожденного вдруг потянулся к незнакомцу, и тот небрежно потрепал зверя по черной широкой морде.
Робур удивился. Боевой пард не терпит фамильярности.
Незнакомец посмотрел Робуру в глаза, и светлорожденный, хотя и глядел с высокого седла вниз, почувствовал что-то вроде смущения.
– Кто ты? – с нарочитой грубостью спросил он.
Незнакомец проигнорировал его вопрос. Он перевел взгляд дальше, на дорогу, где застыли воины.
– Зачем они пришли? – неожиданно спросил он по– хольдски, но с мягким конгайским выговором.
Робур не ответил. Он легко соскочил на землю. Теперь они стояли друг против друга, и воин Севера почувствовал симпатию к незнакомцу. Он уже не сомневался, что перед ним – воин. На подобное надменное равнодушие перед лицом более сильного никто иной не способен. Так полагал Робур.
Они были примерно одного возраста, но северянин – намного выше ростом и шире в плечах.
– Так как твое имя, достойный? – спросил Робур уже достаточно вежливо.
– Зачем они пришли?
Робур пожалел, что спешился. Конгай явно не понимал вежливости.
– Я веду их! – надменно произнес светлорожденный.– Я веду их, веду во Дворец Великого Ангана,– для большего эффекта Робур сделал паузу,– чтобы утвердить власть Императора над этой землей!
– Этого не будет,– спокойно сказал незнакомец.
Двое молодых людей стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Чем-то похожие, оба – уверенные в себе. Только один из них был облачен в полный доспех и имел за спиной сорок восемь сотен отборных воинов, а у второго вместо лат – легкая шелковая рубаха, а позади – желтая пыль на разогретом лучами тракте.
Робур положил руку на эфес меча и улыбнулся, словно кугурр, предвкушающий угощение.
– Я,– сказал он,– светлорожденный Робур, сын Гардараса, из рода Асенаров! Я не знаю, кто ты, но полагаю – человек достойный! По крайней мере, на земле Конга ты первым сказал мне – «нет!» Можешь не называть своего имени, если не хочешь! Только вынь свой меч – и порадуемся нашей встрече!
Легкая тень скользнула по лицу незнакомца, когда Робур назвал себя. Мелькнула и пропала.
– Поверни своих людей! – сказал он тоном, не допускающим сомнений.– Поверни их по доброй воле, и возвращайтесь домой! Это – земля конгаев, и она останется ею. Уезжай, светлорожденный Робур!