«Кризис маскулинноси», о котором много говорят и пишут начиная с последней трети XX века, – прежде всего, кризис привычного гендерного порядка и традиционной маскулинной идеологии, которая перестала соответствовать изменившимся социально-экономическим условиям и создает социально-психологические трудности как для женщин, так и для самих мужчин. По всем главным макросоциальным осям (общественное разделение труда, политическая власть и гендерная сегрегация) позиционные, социально-ролевые различия между мужчинами и женщинами резко уменьшились в пользу женщин.
В доиндустриальном и индустриальном обществе «война полов» шла на индивидуальном уровне, но социальные рамки этого соперничества были жестко фиксированы. Мужчины и женщины должны были «покорять» и «завоевывать» друг друга, используя для этого веками отработанные гендерно-специфические приемы и методы, но сравнительно редко конкурировали друг с другом на макросоциальном уровне. Соперником мужчины был другой мужчина, а соперницей женщины – другая женщина. Сегодня в широком спектре общественных отношений и деятельностей мужчины и женщины открыто конкурируют друг с другом.
В сфере трудовой деятельности и производственных отношений происходит постепенное, но ускоряющееся разрушение традиционной системы гендерного разделения труда, ослабление дихотомизации и поляризации мужских и женских социально-производственных ролей, занятий и сфер деятельности.
Женщины постепенно сравниваются с мужчинами, а то и превосходят их по уровню образования, от которого во многом зависят будущая профессиональная карьера и социальные возможности.
Мужчины утрачивают монополию на политическую власть. Всеобщее избирательное право, принцип гражданского равноправия, увеличение номинального и реального представительства женщин во властных структурах – общие тенденции нашего времени.
В том же направлении, но с еще большим хронологическим отставанием и количеством этнокультурных вариаций эволюционируют брачно-семейные отношения. В современном браке гораздо больше равенства, понятие отцовской власти все чаще заменяется понятием родительского авторитета, а справедливое распределение домашних обязанностей становится одним из важнейших условий семейного благополучия. Психологизация и интимизация супружеских и родительских отношений, с акцентом на взаимопонимание, несовместимы с жесткой дихотомизацией мужского и женского.
Существенно изменился производный от социальной структуры общества характер гендерной социализации детей. Более раннее и всеобщее школьное обучение, без которого невозможно подготовить детей к предстоящей им сложной общественно-трудовой деятельности, повышает степень влияния общества сверстников по сравнению с влиянием родителей, а совместное обучение по общим программам подрывает гендерную сегрегацию, создает психологические предпосылки для более равных и кооперативных отношений между взрослыми мужчинами и женщинами и делает проблематичными привычные представления о гендерных различиях способностей и интересов.
Изменения в содержании и структуре гендерных ролей преломляются в социокультурных стереотипах маскулинности и фемининности, представлениях мужчин и женщин друг о друге и о самих себе. Хотя массовому сознанию нормативные мужские и женские свойства часто по-прежнему кажутся альтернативными и взаимодополнительными, принцип «или-или» уже не является безраздельно господствующим. Многие социально-значимые черты и свойства личности считаются гендерно-нейтральными или допускающими существенные социально-групповые и индивидуальные вариации.
Масштабы, темпы и глубина изменения гендерного порядка и соответствующих ему образов маскулинности очень неравномерны а) в разных странах, б) в разных социально-экономических слоях, в) в разных социально-возрастных группах и г) среди разных типов мужчин. Тем не менее ломка традиционного гендерного порядка закономерна и необратима. Ее причиной является не феминизм, а новые технологии, которые делают природные половые различия менее значимыми, чем раньше.
Ослабление поляризации гендерных ролей не устраняет гендерных и половых различий в социальной сфере, особенно в такой чувствительной области, как соотношение производственных и семейных функций. Отчасти эти различия коренятся в биологии (женский родительский вклад больше мужского и требует больших усилий и временных затрат; если женщины от этих функций откажутся, человечество вымрет), отчасти – в унаследованных от прошлого социально-нормативных ограничениях и в привычных стереотипах массового сознания, как мужского, так и женского. Тем не менее ведущими процессами стали индивидуализация и плюрализация, позволяющие людям выбирать стиль жизни и род занятий безотносительно к их половой/гендерной принадлежности, в соответствии с привычными социально-нормативными предписаниями или вопреки им, и общество вынуждено относиться к этому индивидуальному выбору уважительно.
Ломка традиционного гендерного порядка порождает многочисленные социально-психологические проблемы и трудности, причем мужчины и женщины испытывают давление в противоположных направлениях. Вовлеченные в общественное производство и политику женщины вынуждены развивать в себе необходимые для конкурентной борьбы «мужские» качества (настойчивость, энергию, силу воли), а мужчины, утратив свое некогда бесспорное господство, – вырабатывать традиционные «женские» качества (способность к компромиссу, эмпатию, умение ставить себя на место другого). Ничего особенного или сверхъестественного в этом нет, то же самое происходит в сфере межнациональных и межгосударственных отношений, где принцип господства и подчинения постепенно уступает место отношениям осознанной взаимозависимости. Тем не менее на почве нормативной неопределенности часто возникают конфликты, которые могут быть практически решены лишь на макроуровне межличностных отношений.
Поскольку движущей силой этих перемен являются женщины, сдвиги в их социальном положении, характере жизнедеятельности, уровне притязаний и самосознании опережают соответствующие изменения в поведении и психике мужчин. Некоторые мужчины воспринимают происходящие перемены с тревогой или агрессивно. Как сами мужчины, так и их реакции неодинаковы и варьируют от воинствующего традиционализма и моральной паники до свободного принятия новых социокультурных и психологических реалий, в зависимости от социально-групповых и индивидуально-личностных особенностей.
Результаты многочисленных массовых опросов и иных социологических исследований в странах Западной Европы и Америки показывают, что ни единого мужского стиля жизни, ни единого канона маскулинности там сегодня не существует. Несмотря на противоречивость своих ценностей и взглядов, западноевропейские мужчины во все большей степени ориентируются на принцип гендерного равенства. И хотя для многих этот выбор вынужденный, а некоторые конкретные проблемы остаются спорными и решения не имеют, какой-либо ущербности своего гендерного статуса мужчины не ощущают. Тем более что по многим существенным параметрам мужской статус все еще остается привилегированным.
В России количество исследований и надежных эмпирических данных значительно меньше. Тем не менее сравнение результатов а) массовых опросов общественного мнения, б) качественных гендерных исследований и в) представленных в российских СМИ образов маскулинности показывает, что направление трансформации маскулинности и связанные нею проблемы в России принципиально те же, что и в странах Запада. Однако российское гендерное сознание, как мужское, так и женское, значительно более консервативно; принцип гендерного равенства чаще принимается на словах, чем на деле, нередко он вызывает откровенный скепсис; расхождение мужских и женских социальных ожиданий и предъявляемых друг другу требований здесь больше, чем на Западе; системное недопонимание социального характера гендерных проблем сочетается с сильной переоценкой возможностей государственной власти в их решении. В ходе социальных трансформаций последних двух десятилетий в российском каноне маскулинности сформировались две противопожные тенденции: с одной стороны, признание своей мужской несостоятельности («несостоявшаяся маскулинность», выученная беспомощность и т. д.), а с другой – усиление агрессивной маскулинной идеологии, чему способствуют поддерживаемое в обществе состояние морально паники и идеализация исторического прошлого. Это создает российским мужчинам дополнительные социально-психологические трудности, поскольку в долгосрочной исторической перспективе ни у России, ни у «мужского сословия» свободы выбора нет.