Представители рабочего класса понимают маскулинность несколько иначе. Образ маскулинности строится у них на индивидуальных умениях и самостоятельности («мужчина – это умелец»), но их приобретение требует гомосоциального воспитания и пребывания в суровых условиях и мужском сообществе. Этот маскулинный хабитус тоже построен на традиционном ролевом каркасе, но его сердцевина меньше зависит от переопределения социальной ситуации, в которую встроен гендерный контракт. У рабочих меньше выражена хабитусная неуверенность в случае неисполнения ими маскулинной роли, они меньше рефлексируют по поводу изменившейся роли женщины, а малый, по сравнению с женой, заработок не вызывает таких фрустраций.
Получается, что представители среднего класса (бывшая техническая интеллигенция) даже консервативнее и больше нагружены патриархатными стереотипами о предназначении женщины, чем представители рабочего класса.
Ту же проблему, но с другой стороны поднимает Ирина Тартаковская. Она констатирует, что, с развалом коммунистической системы советская гегемонная маскулинность, реализовавшаяся через служение государству, не только оказалась идейно ущербной, но и стала практически неосуществимой. В качестве возможных альтернатив ей могла бы выступить традиционная патриархальная маскулинность «домостроевского типа» либо либеральная «западная маскулинность» независимого собственника/профессионала/кормильца семьи, но обе эти модели были практически недостижимы: первая – из-за отсутствия религиозной и/или идеологической легитимации, а также из-за противоречащего ей опыта советских гендерных отношений; вторая – из-за отсутствия реальных экономических условий для преуспеяния семей с одним мужчиной-кормильцем (Тартаковская, 2002). Социально-экономические перемены в 1990-е годы значительно обострили этот кризис: многие традиционно «мужские» отрасли производства, такие как оборонная промышленность и станкостроение, пришли в упадок, профессиональное и экономическое положение многих прежде относительно успешных мужчин резко ухудшилось. Переживаемый ими стресс описан в статье М. Киблицкой «Раньше мы ходили королями…..» (Kiblitskaya, 2000).
Подробный анализ этой «несостоявшейся маскулинности» (термин Д. Плека) как одного из наиболее распространенных в советском и постсоветском обществах сценариев маскулинности дан в лонгитюдном исследовании Ирины Тартаковской «Гендерные стратегии на рынке труда», проведенном в четырех российских городах (в Москве, Самаре, Сыктывкаре и Ульяновске) в 1999–2001 годах (Тартаковская, 2002).
Несостоявшиеся маскулинности (по И. Тартаковской)
Группы респондентов формировались по разным принципам. В Москве это были работники промышленного предприятия и академических институтов, столкнувшиеся с длительными задержками зарплаты; в Самаре – безработные, официально зарегистрированные на городской бирже труда; в Сыктывкаре – люди, получавшие пособие по бедности через органы соцобеспечения, в Ульяновске – выпускники среднеспециального и высшего учебных заведений. В каждом городе было отобрано по 30 мужчин и 30 женщин; общее число респондентов составило 240 человек. Респонденты опрашивались четыре раза через каждые полгода (первый опрос был проведен в сентябре 1999 г.). В фокусе исследования оказались россияне обоего пола, которые в ходе трансформационных процессов столкнулись с серьезными экономическими, профессиональными и личностными трудностями. Для мужчин это означало не только утрату роли кормильца семьи и удар по профессиональному самолюбию, но и крушение жизненных ценностей. Это порождает ряд специфических стратегий как в сфере занятости, так и в частной жизни.
Чтобы отобрать случаи «несостоявшейся маскулинности» из общего числа представленных в исследовательском проекте жизненных историй, Тартаковская использовала два основных критерия: во-первых, собственное признание респондентом своей несостоятельности, четкая и недвусмысленная характеристика себя как неудачника, устойчиво сохраняющаяся хотя бы на протяжении двух этапов исследования (чтобы исключить случайные, ситуационные настроения); во-вторых, реальное ухудшение его материального и/или профессионального статуса. Второй критерий был дополнительным, поскольку «несостоявшаяся маскулинность» – по определению состояние субъективное, связанное с отношениями с собственной идентичностью, а понятие личного успеха в любом случае относительно.
Типов «несостоявшейся маскулинности» оказалось несколько:
1. «Смирившиеся неудачники»: «На работу я иду как на каторгу…..»
Главная черта этого типа – открытое признание своего поражения в области профессиональной карьеры: «Теперь счастье будет в детях. В себе вот не получилось… раньше хотел стать известным журналистом, профессионалом, специалистом, но не получилось». Ситуацию поражения, перехода в категорию неудачников сами респонденты чаще всего связывают с изменением экономической ситуации в стране. Вину за свои жизненные обстоятельства возлагают не на себя, а на внешние причины, чаще всего – на государство. В некоторых случаях переход к пассивному поведению при столкновении с жизненными проблемами, вызывающими сбой «маскулинного сценария», происходит достаточно быстро, но чаще ему предшествует период сопротивления.
Иногда (хотя и не обязательно) такой тип поведения приводит впоследствии к маргинализации и алкоголизму. Более распространена своего рода стихийная стратегия «жизнеподдержания»: внутреннее признание непреодолимости внешних по отношению к себе обстоятельств, готовность довольствоваться малым, отсутствие амбиций. Характерно равнодушное приятие своей судьбы, отказ от сознательного управления своей жизнью: «Ну, работать-то где-то надо… Жить надо на что-то. Нравится не нравится, надо, чтобы была работа». Иногда, хотя значительно реже, встречается другая крайность – стремление остаться на нынешней, пусть очень плохо оплачиваемой, работе, что вызвано паническим страхом остаться без работы вообще. Ощущение фиаско при этом, как правило, носит комплексный характер и не компенсируется ни включенностью в семейную жизнь, ни досуговыми интересами. Особую категорию в рамках этой группы составляют мужчины, которые продолжают остро ощущать основную ответственность за материальное обеспечение семьи.
«Смирившиеся неудачники» – в основном рабочие или лица, занятые трудом, не требующим высокой квалификации. Среди них немало людей с высшим образованием, в том числе имевших опыт квалифицированной и даже управленческой работы, но в силу обстоятельств оказавшихся в итоге на рабочей специальности. Так, бывший товаровед работает грузчиком, инженер – охранником, учитель – массажистом и т. п. По возрасту среди них преобладают люди старше 40 лет, но есть и 37-летние. Основу их идентичности можно сформулировать как «мужчина – жертва обстоятельств, остающийся, тем не менее, мужчиной».
2. «Несправедливо обиженные»: «Сами не знают, а мне указывают…..»
«Несправедливо обиженный» видит себя жертвой постоянных интриг, которые не дают ему самореализоваться. Основные силы уходят на борьбу с этими интригами. Так, для одного респондента смыслом жизни становится доказательство незаконности своего увольнения: «У меня сейчас одна задача: решить этот вопрос в суде». В результате никаких позитивных изменений в жизни не происходит, вместо этого имеет место стагнация с постепенным ухудшением положения, что оценивается как очередная несправедливость. Большинство членов этой группы (но не все) имеют высшее образование и стремятся работать если не по специальности, то на «достойной» квалифицированной работе.