Свет начал меркнуть... и погас.

Даг пришел в себя, стоя на коленях; волосы его свесились над покрытым потом лицом, как занавес, рот был открыт... и смотрел он на целую чашу. Его кожа была холодной и липкой, как свиной жир зимним утром, его трясло, желудок болел. Даг стиснул зубы, чтобы они не стучали.

Единственными звуками в комнате было дыхание восьми человек: у кого-то тяжелое, у кого-то быстрое и судорожное; кто-то сдерживал слезы, кто-то задыхался от шока. Даг подумал, что может на слух определить, кто как дышит. Вот посмотреть на Блуфилдов он не мог себя заставить.

Кто-то – Фаун, конечно – упал на колени с ним рядом.

– Даг... – раздался ее неуверенный голос. Маленькая рука коснулась его подбородка и подняла голову Дага так, что он смог взглянуть в ее широко-широко раскрытые глаза.

Даг подвинул к ней чашу левой рукой. Чаша была горячей, но не обжигающей. Она не расплавилась, не взорвалась, не распалась снова на тысячу кусков. Она просто тихонько зазвенела – обычный звон обычного стекла, если его двигать по доскам пола, – как будто никогда не разбивалась и не воссоздавалась. К Дагу вернулся голос – по крайней мере что-то похожее на голос, хоть он и казался самому Дагу совершенно незнакомым, словно доносился из-под земли или из воды.

– Отдай ее обратно своей маме.

Даг оперся протезом о плечо Фаун и с трудом поднялся на ноги. Комната кружилась вокруг него, и Даг внезапно испугался, что его сейчас вырвет – прямо посередине гостиной у всех на глазах. Фаун прижала чашу к груди и тоже поднялась, не сводя глаз с лица Дага.

– С тобой все в порядке? – спросила она. Даг коротко кивнул, облизнул свои холодные губы и поковылял к двери, ведущей в холл. Он надеялся, что сумеет добраться до крыльца прежде, чем его вырвет. Трил, вскочив, кинулась было к нему, но застыла на месте. Фаун последовала за Дагом, задержавшись только на мгновение, чтобы сунуть чашу в руки матери.

Даг услышал позади низкий и яростный голос Фаун:

– С сердцами он делает то же самое, знаете ли.

Девушка решительно вышла из гостиной следом за Дагом.

16

Фаун последовала за Дагом на крыльцо и встревоженно следила, как он тяжело сел на ступеньку, оперся левым локтем на колено и опустил голову. Небо на западе за домом цвело красками заката, на востоке, над речной долиной, в темнеющей синеве загорались первые звезды. Дневная жара спала, воздух сделался мягким. Фаун уселась справа от Дага и нерешительно – протянула руку к его лицу. Кожа Дага показалась ей ледяной, его все еще сотрясал озноб.

– Ты весь холодный...

Даг покачал головой и сглотнул.

– Дай мне немного... – Через несколько секунд он выпрямился и сделал глубокий вдох. – Я уж думал, что выверну весь ужин на землю, но, кажется, обошлось.

– Так обычно и бывает? После подобных вещей...

– Нет... не знаю. Я не мастер, это определили, когда мне было еще шестнадцать. Я не мог в достаточной мере сосредоточиться. Мне нужно было все время двигаться. Я не мастер, но это...

– Это было... – подсказала Фаун, когда Даг надолго замолчал.

– Это было творение. Отсутствующие боги... – Даг поднял левую руку и вытер рукавом лоб.

Фаун обхватила его за плечи, пытаясь согреть своим теплом; она не была уверена, что ей это удалось, но Даг благодарно улыбнулся, хоть и чувствовал себя заледеневшим.

– Лучше вернуться на кухню, к очагу. Я приготовлю тебе горячее питье.

– Когда мне удастся встать... Может быть, лучше обойти дом и войти на кухню через заднюю дверь, – добавил Даг.

«Так на них не набросится все семейство». Фаун понимающе кивнула.

– Дар, – начал Даг и замолчал, потом все-таки продолжил: – Понимаешь, Дар Стражей Озера – их магия, если хочешь – заключается в том, что мы берем вещь и делаем ее более самой собой, подкрепляя ее собственный Дар. В лагере Хикори есть женщина, которая работает с кожей – делает ее водоотталкивающей. У нее есть сестра, умеющая заставлять кожу отражать стрелы. Она может сделать две такие куртки за месяц. Когда-то у меня была подобная куртка.

– Она действительно обладала таким свойством?

– У меня так и не было случая проверить это. Однако я однажды видел, как такая куртка спасла от копья, брошенного глиняным человеком. Железный наконечник только оставил царапину на коже... коже куртки, а не дозорного, – уточнил Даг.

– Ты сказал «была». А что случилось с твоей курткой?

– Я отдал ее своему старшему племяннику, когда он сделался дозорным, а он передал сестре, когда и она тоже вступила в отряд. Последнее, что я слышал о куртке, – что ее взял младший сын моего брата, отправляясь в путешествие. Я не так уж уверен в пользе подобных курток: они делают владельца беззаботным и к тому же не защищают лицо и ноги. А все-таки, знаешь... всегда беспокоишься за молодежь. – Даг выглядел уже не таким напряженным, но взгляд его оставался далеким. – Вот и эта чаша сейчас... Я вернул ее Дар к чистой идее чаши, и стекло просто послушалось. Я чувствовал это так ясно! Только вот... – Даг наклонился, прислонился лбом ко лбу Фаун и боязливо прошептал: – Я действовал Даром левой руки, а ведь она Дара не имеет. Что бы это ни было, сейчас оно исчезло. Я никогда ни о чем подобном не слышал. Правда, лучшие мастера не говорят о своем искусстве ни с кем, кроме таких же мастеров. Так что я не знаю... не знаю...

Дверь распахнулась; из темноты выглянул Вит.

– Э-э... Фаун...

– Что тебе, Вит? – нетерпеливо спросила Фаун.

– Э-э... Тетушка Нетти зовет. Она... э-э... говорит, глупости ей надоели, она хочет видеть вас с дозорным у себя, чтобы так или иначе положить глупостям конец, как только дозорный очухается... сэр.

За свесившимися на лицо волосами губы Дага дрогнули в улыбке, и он поднял голову.

– Спасибо, Вит, – сказал он серьезно. – Скажи тетушке Нетти, что мы скоро придем.

Вит сглотнул, кивнул и припустил обратно.

Даг и Фаун поднялись и обошли дом, направляясь к двери, ведущей в кухню. Даг тяжело опирался левой рукой на плечи Фаун, но все же дважды споткнулся. Девушка усадила его у очага, заварила чай с мятой и поднесла кружку к его губам. Выпив горячий напиток, Даг перестал дрожать, и его липкая кожа порозовела и стала теплой. Фаун видела, как ее родители и Флетч осторожно заглядывали в дверь из холла, однако не вошли и ничего не сказали.

Тетушка Нетти появилась на пороге своей рабочей комнаты.

– Ну, дозорный, – сказала она, – ты, как я понимаю, предпочел на некоторое время исчезнуть.

– Да, мэм, – лукаво согласился Даг.

– Фаун, возьми лампу и веди сюда дозорного. – Нетти повернулась и пошаркала, стуча палкой по полу, в темноту, – не потому, что устала, а, как иногда она делала, чтобы слышать хоть какие-то звуки.