— Другим?
— Да, хотя и к вам в учебку, это так. Просто тот, кто украл, прекрасно понимал, что товар будут искать, и искать его будут не фраеры ушастые… — Кажется, доктор устал от нормативной лексики, снял маску. — Ты понимаешь, о чем базар?
— Кажется.
— И товар все еще в учебке. Его надо отследить… Вы, смотрю, заканчиваете с клубом? Еще одна стена осталась? Думаю, твой кореш сам управится, так? Тебе надо возвращаться в учебку. Товар наверняка у старшины, ты ведь говорил, он там всех вот так держит? — Доктор сжал кулак. — Если же нет, тем хуже для него. Покажешь ему фотку. — Доктор взял меня за запястье, развернул мою руку ладонью кверху. В ладонь легла цветная фотография.
На снимке я увидел крупным планом лицо Авинзона. Еле узнал его: мертвое лицо в ссадинах и кровоподтеках! Подобные картинки мне попадались в учебнике по судебно-медицинской экспертизе у дяди Васи. Едва не стошнило!
— Покажешь старшине Атаманову. Скажешь, этот паренек хотел в молчанку играть. Потом передумал, но было поздно. Пусть Атаманов не опоздает! И еще. Главное условие: старшина должен сдать того, кому хотел сбыть товар, — покупателя. Тогда ему зачтется. Это непременное условие! Все ясно?
— Вы уверены, что товар в учебке и его не реализовали еще?
— Паря! Ты знаешь, сколько там было? Я тебе скажу: семь килограммов морфина! Где ты в этом сраном, занюханном городке сбудешь такую партию? Да еще через этих лахудр? Не смеши меня! Для этого нужен серьезный покупатель с сумасшедшими деньгами. Это все фуфло, что они будто бы сбыли. Они только хотят это сделать… Скажешь, Атаманову дается семь дней на раздумье. Потом… — Доктор указал глазами на снимок. — Да спрячь ты его, не размахивай, как флагом!
Некоторое время мы молчали, курили. Я стыдился того, что руки мои трясутся, но справиться с собой не мог.
— Да не волнуйся так, — усмехнулся доктор. — Все будет тип-топ!
— А где у нас, в СССР, можно потратить такие деньги? — спросил я.
— Вот это хороший вопрос, — улыбнулся доктор. — Недетский… Ладно. Слушай инструкцию, как тебе вести себя со старшиной. Не хочется кипиш поднимать в учебке. Но если ты не справишься, придется… Чувствуешь, какая на тебе ответственность, боец? — усмехнулся доктор со шрамом, опять превращаясь в обычного с виду врача.
— Я должен выполнять ваше задание?
— Ты же сам хотел поквитаться? Или передумал?
Я усмехнулся невесело:
— Но не так. — Я нащупал в кармане снимок убитого Авинзона. — Ваши методы…
— О наших методах мы потом поговорим, — перебил меня мой страшный собеседник. — А теперь слушай сюда…
Чудные дела на свете творятся, думал я, расставшись с ним. Прокуратура и милиция, видимо, не заинтересованы в раздувании дела, для них несчастный случай и суицид — спокойнее. Мафия, напротив, хочет найти преступников. Прежде всего, конечно, ее «дурь» интересует, но и те, кто увел товар, — тоже. Получается, что правоохранительные органы лучше не беспокоить, а на жуликов, напротив, можно рассчитывать. Правда, только до той поры, пока они идут по следу. А когда всех найдут, нужен ли им буду я, слишком много знающий?.. Они ведь не церемонятся, как видно на примере Авинзона. Угораздило же меня вляпаться в такое дерьмо!
На окончание портрета Лизы Гоменской Доктор Шрам, как я окрестил его про себя, отвел мне несколько дней. Придется гнать халтуру, понял я, поскольку в число случаев, где хороша поспешность, таких, как ловля блох или расстройство желудка, изобразительное искусство не входит. Начальнику отделения я соврал, что встретил своего сержанта, и тот настоятельно требует возвращаться в учебку. На меня, мол, есть виды при формировании сержантского взвода, который поедет на учения. В общем-то это было и не вранье, а перенос прошлого разговора с Рубликовым на сегодняшний день. Майор Гоменский дал карт-бланш по выходу на волю. Перепелкин в клубе старался за двоих.
Возвращаясь с сеанса, я поравнялся с магазином и, невольно повернув голову на открывающуюся дверь, увидел… Люцию собственной персоной! В руке девушка держала мягкую сумку с картошкой — явно не легкую.
— О! Какая встреча, — улыбнулась она и переложила сумку с одной руки на другую.
— Надеюсь, удачная, — ответил я. — Для вас. С практической точки зрения. — Я протянул руку за ее авоськой.
— Ой, буду вам очень признательна. — Она отдала мне свою ношу. Хоть ноша являлась своей для Люции, а не для меня, все равно показалось, что не тянет, — столь велико было воодушевление от случайной встречи с девушкой в неформальной обстановке. Некоторое время мы шли молча, потом в Люции проснулась медсестра военного госпиталя:
— Выходишь один за пределы части? — спросила она.
— Я не боюсь, — доверительно сообщил ей. — Мне двадцать три года.
Она улыбнулась.
— Гоменский жетон посыльного дает, — пояснил без шуток.
— А-а… Только я не в госпиталь иду, — на всякий случай сказала Люция.
— Я догадался. На госпиталь тут картофана маловато будет, — приподнял я ее авоську. — Одна мафия за ужином больше слопает.
— Мафия?
— Я их так называю: Латусь и компания…
Сменив тон, добавил:
— Правда, там одним едоком меньше стало… Авинзон…
— Это ужасно! Куда, зачем он пошел? За что его так? Кто?..
Я знал, и кто его, и за что, поэтому просто промолчал. Люция повздыхала и решила сменить тему:
— Ты, значит, дочку Гоменского рисуешь?
— Ага. Прогибаюсь перед начальством.
— Да и девушка симпатичная. Нравится тебе? — Люция посмотрела на меня с прищуром.
— Конечно, — ничуть не смутился я. — Модель не может не нравиться, даже если это столетняя бабушка, иначе портрета не выйдет. Правда, надо понимать, что слово «нравиться» здесь означает «заинтересовать». Захотеть разобраться, понимаешь?
— Угу-у, — протянула Люция, явно оставляя за собой право сомневаться. — Пришли. Вот мой дом, служебная квартира. Мама живет в Чите… Поднимешься? Чаем напою. Портрет мой рисовать за это не обязательно.
— Поднимусь в любом случае. Сумку надо донести.
Дом оказался малосемейным общежитием гостиничного типа: длинный коридор, по обе стороны — двери, ребенок на трехколесном велосипеде, которому Люция сказала: «Привет, Андрейка!» — и погладила по волосам.
Квартирка ее оказалась похожа на настоящую, все есть — гостиная, ванная, кухня… Только все маленькое.
— Присаживайся. — Она указала рукой на диван. — Я чайник поставлю.
Стремительное сближение со звездой кожно-венерологического отделения (ну и название!) не могло не волновать. Вряд ли кто-нибудь из мафии бывал у нее в гостях. Впрочем, и на руках ее носил пока лишь я один. «Может, еще разок попробовать?» — мелькнула шальная мыслишка. Я вспомнил свой сон. Даже обонятельная галлюцинация приключилась: показалось, что у нее в комнате едва уловимо пахнет табачным дымом… Хозяйка села в кресло напротив меня: