— Думаю, всё дело в Апсалар, — сказал через некоторое время Маппо.
— Ага. И это меня беспокоит. Сильно. Она не заслужила ещё больше горя.
— Икарий ищет ответ на вопрос, — проговорил трелль, глядя на потрескавшиеся камни, которыми был выложен пол. Масло в фонаре заканчивалось, так что чертог погружался во мрак. — Должен признать, я сам гадал, не задумал ли Верховный жрец силой загнать Апсалар в ту роль, для которой она, кажется, предназначена…
— Это какую такую роль?
— Пророчество Ша’ик говорит о перерождении…
Сапёр побледнел, затем негодующе замотал головой:
— Нет! Она этого не сделает. Это не её земля, богиня Вихря для неё ничего не значит. Пускай Прыщ изгаляется и загоняет, как умеет, девочка от него отвернётся — попомни мои слова. — Скрипачу вдруг стало совсем не по себе, он вскочил и начал расхаживать по чертогу. — Раз Ша’ик умерла — значит, умерла. Худ бы побрал все эти невнятные пророчества! Апокалипсис пошипит да потухнет, Вихрь снова упокоится в земле, чтобы проспать ещё тысячу или сколько там лет до следующего года Дриджны…
— Однако Прыщ, похоже, придаёт большое значение этому восстанию, — заметил Маппо. — Оно далеко не закончено — так он, во всяком случае, полагает.
— Сколько же богов и Взошедших играют в эту игру, трелль? — Скрипач помолчал, разглядывая древнего воина. — Она физически похожа на Ша’ик?
Маппо пожал огромными плечами.
— Я видел Провидицу Вихря всего один раз, да и то с большого расстояния. Светлокожая, как для уроженки Семи Городов. Тёмные глаза, не слишком высока, фигура не очень внушительная. Говорят, власть таится — таилась — в глазах. Тёмная и жестокая. — Он опять пожал плечами. — Старше Апсалар. Наверное, вдвое. Но волосы такие же чёрные. Однако детали не важны в вопросах веры и пророчеств, Скрипач. Быть может, переродиться должна лишь роль.
— Девочка не хочет мстить Малазанской империи, — зарычал сапёр и снова начал расхаживать по комнате.
— А бог Тени, который когда-то одержал её?
— Ушёл, — буркнул Скрипач. — Остались только воспоминания, да и тех — благословенно мало.
— Но каждый день она вспоминает всё больше. Верно?
Скрипач промолчал. Если бы тут был Крокус, стены бы уже дрожали от его возмущённых воплей — парень проявлял крутой нрав, когда речь заходила об Апсалар. Крокус был молод, от природы не жесток, но сапёр был уверен, что парень не задумываясь убьёт Искарала Прыща, если только допустит возможность того, что жрец хочет использовать Апсалар. А попытка убить Прыща скорее всего окажется самоубийственной. Дёргать жреца за бороду в его собственном храме — всегда дурная идея.
Девочка вспоминала всё больше, это верно. И воспоминания потрясали её совсем не так сильно, как ожидал Скрипач, точнее надеялся. Ещё один тревожный знак. Хоть он и сказал Маппо, что Апсалар откажется от такой роли, сапёр неохотно признался себе, что на самом деле не уверен в этом.
С воспоминаниями приходила память о силе, о власти. И будем честны, мало таких — в этом мире или в любом другом, — кто отвернётся от обещания великой силы. Искарал Прыщ это знает и обернёт своё предложение в это знание. Прими роль, девочка, — и сможешь ниспровергнуть великую Империю…
— Возможно, конечно, — проговорил Маппо, облокотясь о стену и вздыхая, — что мы идём совсем не по тому… — он медленно выпрямился и нахмурился, — следу.
Скрипач прищурился, глядя на трелля.
— Что ты имеешь в виду?
— Тропа Ладоней. Схождение одиночников и д’иверсов — Прыщ с ним как-то связан.
— Объясни.
Маппо указал грубым пальцем на камни под ногами.
— На самых нижних этажах этого храма есть чертог. Его пол вымощен резными плитами. На них выбито что-то вроде Колоды Драконов. Ни я, ни Икарий ничего подобного прежде не видели. Если это и вправду Колода, то Старшего извода. Не Дома́, но Обители, силы более стихийные, более грубые и примитивные.
— А как это связано с оборотнями?
— Можешь считать прошлое чем-то вроде заплесневелой старой книги. Чем ближе к началу, тем более истрёпаны и изорваны страницы. Они буквально рассыпаются у тебя в руках, остаёшься только с горсткой слов — большинство из них на языке, которого ты не понимаешь. — Маппо надолго закрыл глаза, затем снова посмотрел на Скрипача: — Где-то среди этих несвязных слов скрывается повесть о сотворении оборотней — силы, кои суть одиночники и д’иверсы, столь древние, Скрипач. Они были стары даже в Старшие времена. Ни один вид не может заявить исключительное право, в том числе и четыре Расы-Основательницы: яггуты, форкрул ассейлы, имассы и к’чейн че’малли. Все оборотни не переносят друг друга на дух — в обычных обстоятельствах, разумеется. Есть исключения, но о них сейчас нет нужды говорить. Но все они испытывают голод, скрытый так же глубоко в их естестве, как сама их звериная лихорадка. Желание доминировать. Повелевать всеми иными оборотнями, собрать армию таких созданий — рабов, покорных твоей воле. От армии — к Империи. Империи жестокости, какой ещё не видывал свет…
Скрипач заворчал.
— Ты хочешь сказать, что Империя, созданная одиночниками и д’иверсами, будет изначально хуже — более преданной злу, — чем любая другая? Я удивлён, трелль. Мерзость растёт, как опухоль, в любой и всякой организации — человеческой или другой, это тебе хорошо известно. Беда в том, что к ней легче привыкнуть, чем вырезать её.
В ответ Маппо горько улыбнулся.
— Верно сказано, Скрипач. Когда я говорил о жестокости, я имел в виду миазмы хаоса. Но согласен — ужас столь же успешно процветает и среди порядка. — Он в третий раз пожал плечами, сел прямо и потянулся. — Оборотни собираются, чтобы найти обетованные врата, за которыми смогут обрести Восхождение. Стать богом одиночников и д’иверсов — ни один оборотень не согласится на меньшее и не остановится перед любыми преградами. Скрипач, я думаю, что эти врата лежат там, внизу, и мы полагаем, что Искарал Прыщ сделает всё возможное, дабы не позволить оборотням их найти, — вплоть до того, чтобы прокладывать в пустыне ложные следы, подделывая след из ладоней, который ведёт к вратам.
— И для вас с Икарием Прыщ тоже подобрал роль?
— Вероятно, — согласился Маппо. Он вдруг побледнел. — Мне кажется, что он знает о нас — об Икарии, то есть. Он знает…
Что знает? — хотелось спросить Скрипачу, хоть он и понимал, что по своей воле трелль ничего не скажет. Имя Икария было известно — не всем и каждому, но его знали. Странник яггутских кровей, которого преследовали чёрным плащом слухи о разрушениях, чудовищных убийствах и геноциде. Сапёр мысленно покачал головой. Тот Икарий, с которым он познакомился, делал эти слухи смехотворными. Ягг оказался щедрым, отзывчивым. Если ужасы преследуют его по пятам — это старые, древние преступления. Юность, в конце концов, склонна к крайностям. Этот Икарий был слишком мудр, нёс на себе слишком много шрамов, чтобы кинуться в кровавую реку власти. Какую же силу Прыщ надеялся выпустить при помощи этих двоих?