— Где, где — в борозде!
Не знаю, откуда взялись эти крестьянские мотивы. Может, лапти на размер больше навеяли? Поскольку толпа напирала, Кулебякин тему землепашества развивать не стал и продавился в зал с угрюмым «Ну-ну!». Я осторожно подняла голову, убедилась, что горизонт от полицейских чист и вынырнула из тумбы в полный рост.
Гости прибывали, что доказывало огорчительную правоту Горохова: фекальная выставка имела успех. Трошкина, успевшая разжиться такой же кафедрой, как у меня, портила свой блокнот со списком: выдирала и ожесточенно комкала чистые листы.
В связи с концепцией выставки это меня немного смутило, сами понимаете, мятые бумажки и фекалии — культурные явления одного порядка. Но Алка надумала обеспечить комфорт ногам, а не пятой точке — я поняла это, когда она присела и завозилась за трибуной, набивая носки своих туфель бумагой.
— Привет, Дюха, а Трошкина где? — спросил меня знакомый голос.
Я сфокусировала взгляд перед собой и не без усилий узнала родного брата. Зяма блистал штанами из лакированной кожи и алой шелковой косовороткой. К этому цыганскому шику сам собой просился огнедышащий жеребчик, и я заржала, как лошадь.
— Что смешного? Где Алка? — нахмурился братец.
— В борозде! — ответила я и для разнообразия не заржала, а мило хрюкнула.
Зяма обиделся, фыркнул (что естественно продолжило тему скотного двора) и проследовал в зал. Там уже звенели приборами и бокалами ценители высокого искусства фуршета, и поток прибывающих гостей стремительно мелел.
— Еще немного, еще чуть-чуть! — ободряюще напела Трошкина из недр своей тумбы.
— Последний гость — он трудный самый! — согласилась я.
И как накаркала. Холл опустел, мы с Алкой вылупились из наших фанерных скорлупок и заспешили к выходу. Трошкина из опасения потерять обувку скользила по паркету, как на лыжах, а я неловко семенила на цыпочках, оберегая от контакта с задниками туфель натертые пятки. Сказать, что мы выглядели, как две идиотки, было бы сильным преуменьшением. И едва я успела порадоваться, что наш оригинальный забег проходит без зрителей и болельщиков, как входная дверь широко распахнулась и в холл летящей походкой счастливой обладательницы удобной обуви по размеру вошла Тамара Руслановна Кулишевская.
Несчастный случай, выступивший режиссером этого маленького спектакля, сподобил наше трио оформить рисунок группового танца в виде треугольника. В основании его были мы с Трошкиной, на вершине — Кулишевская, все трое в черном, с помраченным рассудком и кипящей экспрессией. Алла Духова взяла бы нас в «Тодес» без экзаменов.
Трошкину Тамара Руслановна заметила раньше, чем меня, — думаю, просто потому, что Алка громко шаркала ногами. Кулишевская паркетной лыжнице Трошкиной тепло улыбнулась и радостно приветствовала ее словами:
— О, и вы тут? А Казимир?..
Вот это она напрасно сказала. Трошкина, разу-меется, решила, что прекрасная дама пришла на свидание с Зямой, и моментально окрысилась на соперницу.
— Еще и Казимира тебе, распутница?! — голосом праведной матери-настоятельницы женского монастыря вскричала она и скрутила из пальчиков тугую фигу. — Вот тебе, а не Казимира, мужеубийца!
Вот так запросто осведомила опасную преступницу о том, что мы в курсе ее мокрых дел! Я сокрушенно цокнула языком, и Кулишевская машинально нашла глазами источник громкого звука.
При виде меня на ее ухоженном лице изобразилось праведное негодование, как только что у Трошкиной:
— А ты почему не в тюрьме?!
— Кто — я?!
— Кузнецова, я все поняла! — злобно взвизгнула Алка.
— Кто Кузнецова? — удивилась Тамара Руслановна.
— Я Кузнецова! — гордо ответила я.
— И я буду Кузнецовой! — так же гордо заявила Трошкина. — А ты не будешь, не будешь, не будешь!
Она даже высунула язык, дразня соперницу, и запрыгала, как вредная девочка. Фаршированная бумажками туфля сорвалась с ее ноги и полетела в Кулишевскую.
Я уверена, что Трошкина не планировала драку и не стала бы швырять обувкой в беременную женщину, но случай распорядился по-своему. Самонаводящаяся туфля класса «земля — воздух» ударила Тамару Руслановну под коленку. Она зашипела, сделала пальцы крючками и налетела на Трошкину. Я метнулась к ним с похвальной целью разнять дерущихся, но поскользнулась, подвернула ногу и упала кому-то на спину — кому именно, разобрать не удалось, потому что все спины были черные.
Охрана в галерее все-таки была, только где-то пряталась, так что разняли нас очень быстро.
— Да как вы смеете! Да вы знаете, кто я?! — возмущалась Тамара Руслановна, пока дюжие дядьки с непроницаемыми мордами каменных истуканов влекли нас в приватное закулисье.
— Мы зна-а-аем, кто ты, прекрасно знаем и сейчас всем расскажем! — злорадно бухтела поцарапанная и разобиженная Алка. — Товарищи охранники, немедленно вызовите полицию!
Я помалкивала, потому что никак не могла решить, как безопаснее представиться — Леля Смеловская, Маруся Сарахова или Индия Кузнецова?!
Конец моим сомнениям и тягостным раздумьям положил знакомый голос:
— Кому тут полицию?
Дверь кабинета, куда нас загнали, распахнулась, и откладывать мою счастливую встречу с любимым мужчиной в майорском звании стало невозможно.
— Ой, Дениска! — радостно пискнула Алка.
Она, наивная, никак не привыкнет к тому, что иногда нам случается быть в конфронтации с полицией.
— Трошкина?
Кулебякин прищурился, внимательно осмотрел всех участниц буйно-припадочного трио «Психопатки в черном» и, разумеется, узнал меня даже с новым цветом волос и свежей шишкой на лбу.
— Да неужели? Кого я вижу! Сама Индия Борисовна Кузнецова!
— Она не Индия Кузнецова, она Алла Трошкина! — выкрикнула, как плюнула, Кулишевская.
Ее, меня и Алку охранники развели по разным углам кабинета — должно быть, директорского, меблированного и декорированного с большим пафосом: тут были парчовые диваны и кресла, краснодеревянный стол с малахитовыми письменными приборами и картина маслом на стене.
— Да нет, уверяю вас, это именно Индия Кузнецова, — сказал Денис и проутюжил меня взглядом тяжелым, как малахитовое пресс-папье. — Она же иногда Мария Сарахова и Елена Смеловская, но большую часть жизни все же Индия Борисовна Кузнецова.
«А ведь могла бы уже быть Кулебякиной!» — угадала я невысказанный упрек.
— Пропустите меня! — послышалось в коридоре, и в кабинет, героически отжав дверью одного из охранников, с усилием продавился Зяма. — Я должен здесь быть, тут моя сестра и невеста!
— Любимый! — Алка и Тамара Руслановна сначала одинаково растрогались, а потом синхронно зашипели друг на друга.
— Его сестра — это я, — подтвердила я и похлопала рукой по дивану, приглашая Зяму присесть со мной рядом.