– Что руки не подал? – усмехнулся Зимородинский.
– Вот именно. Смелый ты человек.
– Я – умный человек, хлопче,– сказал Зимородинский.– А тебе – урок. Если поймешь.
– Это не все,– произнес Ласковин, внимательно следя за дорогой. Красавец «родстер» рванул было вперед, но тут же сбросил скорость, снисходя к «младшему брату».
– Что еще?
– Если я побеждаю, тебя берут «под крышу». Бесплатно.
– Хрен там! – вмешался Митяй.– Это «бесплатно»… Зимородинский шлепнул его по затылку.
– Тебе тридцать или тринадцать? – едко спросил он.– Или дурнем меня считаешь?
– Еще он сказал, что перед тобой в долгу,– дополнил Ласковин.
– Хм, прямо-таки японские страсти,– пробормотал Вячеслав Михайлович.– В долгу, значит? А за что?
– Не сказал.
– Ну-ну.
– Приехали, Ласка! – сказал Митяй.– Вон твой благодетель паркуется. Давай, беги отметься!
– Накажу, Митяев! – предупредил Зимородинский.– Что зря болтаешь!
– Нервничает он,– вступился за друга Андрей.– Переживает.
– А я не вижу? – осведомился Вячеслав Михайлович.– Переживает! – Он хмыкнул.– Боец – ждет. Молча. А дурак переживает, переживает, а потом – бац! – и нет башки дурацкой! Так, Митяев?
– Это ему сегодня драться, не мне! – возразил Николай.– Я человек маленький.
«Маленький человек», прибавь ему еще килограммов двадцать, перевесил бы Ласковина и Зимородинского вместе взятых.
– Однако, срач здесь… – пробормотал Митяй, оглядывая комнату, куда их привели.
Комната – вполне под стать самому зданию, напоминающему самолетный ангар после небольшого налета.
– Бомжатник, бля! – Митяй поддел ногой сплющенную банку из-под пива.
– Сядь, передохни,– предложил Ласковин, показав на промятый диванчик у двери.
Впрочем, Митяй был прав. Кулисы этого Колизея выглядели – не очень. В туалет же зайти можно было только по о-очень большой нужде.
Стул, стол, два топчана, маленький диванчик да раковина сортирного вида. Без горячей воды.
Должно быть, все это отразилось на лице Андрея, потому что Митяй удовлетворенно хмыкнул:
– Говорил я тебе!
– Поздно пить боржом,– сказал Ласковин.– За десять тысяч я могу и в бане помыться.
Зимородинский подошел к окну, поглядел. Что он мог увидеть в полной темноте снаружи, оставалось загадкой.
В раздевалку заглянул парень в униформе, бросил на стол полотенце и упаковку жестянок с пепси-колой.
– Еще что нужно…
Андрей покачал головой.
– Если что – я в конце по коридору,– тем не менее закончил парень и вышел.
Ласковин изучил оба топчана, пытаясь выбрать тот, что почище. Трудная задача!
Дверь снова открылась. На пороге стоял сутулый толстяк со скособоченным носом и редкими волосами, густо присыпанными перхотью.
– Ты, что ли, драться будешь? – обратился он к Николаю.
– А поздороваться? – поинтересовался Митяй.
Зимородинский отвернулся от окна и оглядел гостя. Тот его не заинтересовал, и Вячеслав Михайлович вернулся к созерцанию темноты снаружи. Гость дернул головой.
– Я – букмекер,– сообщил толстый, проигнорировав предложение поздороваться.– Тема такая: ляжешь на первой минуте – получишь штуку!
– Штуку? – протянул Митяй, подмигнув Ласковину.– А две?
– Ты не мудак, нет? – толстый повертел головой.– Тебе – прямая выгода. Хан тебя все равно умандошит. А если он разойдется – можешь заказывать гроб, понял? Сейчас на тебя один к трем ставят. И то потому, что кто-то крупно в тебя вложился! – Толстый постучал себя по виску.– Хочешь, я твою штуку против тебя зачту. Тогда еще триста огребешь. Ништяк! На первой минуте, понял?
– Драться буду я,– сказал Ласковин.
– Ты? – щетинистая челюсть толстяка отвисла.– Киздишь?
– Митяй,– тихим голосом попросил Андрей.– Дай ему в рыло, пожалуйста.
Чмяк!
Кулак размером с небольшую пивную кружку выпулил толстяка в коридор.
– Сопливый… – пробормотал брезгливо Митяй, прикрыв дверь и вытирая руку о штаны.– Букмекер херов!
Андрей начал переодеваться.
– Надо было тебе кроссовки надеть,– сказал Николай,– все-таки пожестче, чем твои тапочки.
– Мне в этих удобнее,– ответил Ласковин.– Босиком еще удобнее, но… – Он многозначительно посмотрел на загаженный пол.
Переодевшись, Андрей, скрестив ноги, уселся на топчан. Надо настроиться.
– Вещи придется в машину отнести,– озабоченно произнес Митяй.– Иначе скиздят.
– Помолчи,– сказал Зимородинский.– Успеем.
Спустя четверть часа в раздевалку вошли двое мужчин.
– Нас Корвет прислал,– сообщил один из них, с интересом разглядывая Ласковина: тот сидел, поджав ноги, на топчане и напоминал спящего и очень исхудавшего Будду.
– Пора,– сказал второй.– Я вас провожу, а Вася тут побудет. Он как, готов? – кивок в сторону Ласковина.
– Готов,– открыв глаза, ответил Андрей.
– А я тебя помню, Спортсмен! – сказал первый.– Ты мне зуб выбил!
И ухмыльнулся, словно Андрей сделал ему подарок.
– Давай, Спортсмен, оторви ему яйца!
Зальчик оказался размером невелик и не так чтобы шикарно убран: рядов десять кресел, несколько софитов, на заднем плане пара столов с компьютерами. Стены черные, обивка кресел – кроваво-красная. Да, не роскошен, но в сравнении с раздевалкой – просто люкс.
Примерно четверть площади отделял сдвоенный, тоже красный, канат. За канатом – невысокий подиум. Арена.
«По крайней мере, места хватит»,– подумал Ласковин.
Противник его, вероятно, огромен и тяжеловесен. Значит, рассчитывать надо на скорость и маневр.
Сопровождающий отвел Андрея с друзьями к стулу у правого угла подиума.
– Вы – здесь.
Андрей оглядел зал. Половина кресел пустовала. Всего же – человек тридцать-сорок. В основном – респектабельные мужчины средних лет. Новые русские. Не похоже, чтобы Андрей очень уж их интересовал. Две девчушки в серебряных трусиках, покачивая голыми грудями и бедрами, разносили напитки.
Вдруг шум в зале усилился. Боковым зрением Ласковин поймал медленно движущуюся по проходу фигуру. Хан.
Ласковин не оглянулся, продолжал разминаться.
Хан проследовал к своему месту. Теперь Андрей мог разглядеть его и не вертя головой.
Хан Ласковина удивил. Андрей ожидал увидеть двухметрового атлета, но противник оказался лишь на несколько сантиметров выше его. Меньше чем метр восемьдесят. И походил скорее на любителя пива: обложенный жиром торс, круглый живот. Но сила чувствовалась. Покатые плечи были раза в полтора шире, чем у Андрея. Крупная голова сидела практически на плечах – даже и намека на шею. Расплющенные уши, бесформенный нос, широкое флегматичное лицо. Комель срубленного дерева более выразителен, чем эта ряха с маленькими неподвижными глазками. Грудь, брюхо и жилистые ноги Хана густо заросли черным волосом.