Генерал тут же снял трубку телефона и начал выстреливать сухие приказы:
– Подразделения юга идут в атаку тремя волнами по десять тысяч человек каждая. Подразделения севера ждут в резерве, готовые вклиниться в брешь, как только она образуется. Западная дивизия охраняет фланг на тот случай, если враг решит напасть на нас с моря.
Он повесил трубку и подобострастно заявил:
– Дело сделано, господин президент.
Джаффар, в знак удовлетворения, кивнул.
– Такова воля Аллаха.
Все офицеры, присутствовавшие на совещании, хором пылко воскликнули:
– Аллах велик!
Президент наклонился к генералу и прошептал:
– Если меня что-то и радует, так это то, что мы принадлежим к лагерю «хороших». Но я порой просто изумляюсь – враги настолько одурманены собственной пропагандой, что считают «хорошими» не нас, а себя.
– На мой взгляд, если бы они понимали истинное положение дел, то навсегда отказались бы от всех своих проектов, господин президент.
– Порой мне так и хочется им заявить: «Вы во всем ошибаетесь. Вернитесь на путь Божий, он единственный приведет вас к спасению».
Джаффар поглядел на статую Третьего всадника Апокалипсиса, подаренную ему Чангом, и подумал: «Проливая кровь, я призван выполнить волю Аллаха. Кровь необходима, чтобы человек отмыл свои грехи – ручейки, реки, целые моря крови».
143.
По рукам текла холодная жидкость.
Давид плеснул в лицо ледяной водой, чтобы побыстрее проснуться, и поглядел в зеркало.
Накануне, посмотрев новости, он никак не мог уснуть.
Что там говорила Наталья? «Наконец наступило время любви… Сунниты и шииты в конечном счете помирились… Русские и американцы вытащили взрыватели из своих бомб… Пошли разговоры о всемирном разоружении…»
Он вновь брызнул в лицо холодной водой.
Ничто и никогда не меняется. И именно в те моменты, когда начинаешь думать, что все наладится, становится еще хуже. После Первой мировой войны Лига Наций, предшественница ООН, взяла на вооружение девиз «Больше никогда» и объявила программу всемирного разоружения, которая закончилась тем… что страны избавились от устаревших вооружений, заменили их новыми, более разрушительными и современными, и устроили Вторую мировую войну.
Он вернулся в спальню и взглянул на Гипатию Ким. Девушка все еще спала.
И какой смысл теперь говорить с Землей, раз человечество так увлеклось саморазрушением?
Время от времени кореянка подергивалась, ее мимика будто передавала что-то увиденное во сне.
Давид вышел из номера и спустился в холл, где несколько человек сидели у телевизора и смотрели круглосуточные новости.
Сначала позавтракаю и только потом проявлю интерес к бедам и несчастьям этого мира.
Хозяин отеля, импозантный мужчина со строгим лицом, подал Давиду кофе с молоком и два пирожных, присыпанных сахарной пудрой. Давид выпил апельсинового сока, унаследовавшего от апельсина разве что название и цвет. На самом деле жидкость представляла собой смесь лимонной кислоты, красителя, воды и сахарного сиропа. Но Давид был слишком голоден, чтобы предъявлять претензии, поэтому проглотил все с удовольствием.
Наконец появилась Гипатия, облаченная в хлопчатобумажную куртку с коротким рукавом, выгодно подчеркивавшую ее грациозный силуэт.
– Как спалось? – спросил ученый.
Вместо ответа она лишь кивнула и набросилась на пирожные.
– Гея указала, где именно собирается с вами говорить?
Он утвердительно кивнул.
– Значит, нам достаточно лишь отправиться туда.
– В сущности… вы правы, Гипатия, Гея общается посредством пирамид. Одну из них она и показала мне… на острове Пасхи. Но, насколько мне известно, ничего подобного здесь нет.
Она залпом допила свой кофе.
– Возможно, ее уничтожили. Тогда искать надо не саму пирамиду, а ее остатки.
– Та, что мне показала Гея, была даже больше пирамиды Хеопса. Она располагалась на вершине плато, за которым виднелись выстроившиеся в ряд моаи. Каменных стражей острова Пасхи трудно не узнать, поэтому я не сомневался, что лететь надо сюда.
Девушка надкусила еще одно пирожное и развернула карту.
– Таким образом, мы можем исключить две зоны: вулкан Рано Кау на западе и вулкан Пуакатике на востоке, потому что ни там, ни там моаи нет.
Она взглянула на карту, снабженную надписями.
– Пирамида… Как найти остатки пирамиды на острове в двадцать три километра длиной. Других деталей, которые могли бы нам помочь, у вас в запасе нет?
Тем временем новости привлекали все больше и больше зрителей. Телевизор в холле бубнил без остановки.
– Надо определиться на местности, – предложил Давид. – Вполне возможно, я смогу узнать пейзаж.
– Хорошо, давайте что-нибудь еще съедим и отправимся спасать мир.
Ела она с явным аппетитом.
– Что дает вам такую уверенность, мадемуазель Ким? Археология? Акупунктура?
Девушка едва заметно улыбнулась.
– Медитация.
– Огонек?
– Я сказала вам не все, стоит задуть пламя, и тогда…
– И тогда не останется ничего?
– Это сначала, но потом кое-что все же появится. Нечто принципиально иное.
Давид окинул кореянку внимательным взглядом. Она показалась ему похожей на фарфоровую куклу с гладкими, ухоженными волосами.
– Что же происходит, когда вы медитируете?
Девушка окунула ложечку в кофе, затем вытащила и начертила на бумажной салфетке две параллельные линии.
– Существуют три мира. Первый из них – верхний, в нем правят свет, скорость и законы классической физики, такие как гравитация. В этом мире живем мы. Когда я выпускаю из рук камешек, он падает. В данном измерении время течет в осязаемой, «нормальной» форме – от прошлого к настоящему, от настоящего к будущему.
– А как насчет второго?
– Этот мир живет со скоростью света. В нем правят законы физики Эйнштейна, а время застыло и остановилось на настоящем.
– Ну а третий мир?
– Он опережает скорость света. В нем прошлое, настоящее и будущее смешиваются в одно целое, и в итоге там можно передвигаться, как в кинофильме, выбирая интересующие нас сцены.
На этот раз ей все же удалось посеять в душе Давида волнение. Чтобы не выдать охватившего его замешательства, он впился зубами в круассан.
– То же самое я испытывал во время обряда очищения, – признался он. – Ма’джоба… это был возврат в прошлое. Конечно, там не обошлось без психоделиков.