Когда директор «Шлема» (автомат на боевом взводе) повернулся к Ваську, тот стоял ни жив, ни мертв. Но Абрек лишь дернул стволом в сторону трупов:

– Загрузите их в машины.

Васек и Харлей поспешно выполнили команду. К ним присоединились Митяй и Дед. Абрек повернулся к Ласковину.

– С меня,– лаконично сказал он.

Андрей махнул рукой: пустое, сочтемся. К мочилову он отнесся равнодушно. Игра идет по бандитским правилам. Абрек их лучше знает.

Трупы перетащили. Абрек швырнул в одну из машин автомат.

– Васек,– позвал Абрек.– И ты, Харлей. К вам претензий нет. Этого,– кивок на лежащего Чуму,– заберите, но… Лопата есть?

– Имеется,– отозвался Харлей.

– Вот и хорошо. Завтра – ко мне в офис. Поговорим. Вы – ребята хорошие, поработаем.

– Бля буду,– выдохнул Васек, захлопнув дверцу «Мерса» и впервые почувствовав себя в безопасности.– Думал, шлепнет!

– Пронесло? – жизнерадостно спросил Харлей. И, не дожидаясь ответа: – Да, Васек, и меня тоже!

Васек удивленно поглядел на компаньона. Вот уж не похоже было, что тот испугался.

– Давай, газуй,– поторопил Харлей.– Пока он не передумал.

Но здесь, за бронированными дверцами, Васек чувствовал себя куда спокойней.

– Все ништяк,– успокоил он.– Кто братве о крутизне его расскажет, если не мы?

– Думаешь? – протянул Харлей.– А ведь у Шифера кореша остались. Не пойдут против Абрека?

– Против Абрека, может, и рискнули бы,– отозвался Васек.– Но есть еще Спортсмен. И Гриша. Просекаешь?

Грохнуло, когда «мерс» отъехал уже на километр. Харлей глянул через заднее стекло, но пламени не увидел – деревья заслоняли. Васек свернул в лес, остановился.

– Бери жмурика,– велел он и полез в багажник за лопатой.

Яму вырыли на совесть, в рост. Благо, земля оказалась рыхлая.

– А ты здорово лопатой орудуешь! – отметил Харлей.

– А то! Шесть лет на кладбище отпахал. До зоны. Скидавай его вниз.

– Нехорошо как-то,– пробормотал Харлей.– Он же еще живой.

Васек взмахнул лопатой, лезвие с хрустом проломило черепную кость.

– Делов-то,– добродушно сказал Васек.– Ну, бери его за ноги!

Глава девятая

Альбина сняла пиджак и расстегнула верхнюю пуговицу блузки. Не из кокетства, а потому что жарко.

«Зря я столько выпила»,– подумала она.

Похититель словно забыл о ней. Расстелил на полу большой лист ватмана, принес откуда-то полиэтиленовый пакет и вытряхнул его содержимое на бумагу. Альбина не сумела сдержать восклицание.

В пакете были деньги. В основном рубли. Много. Аккуратные упаковки и мятая россыпь. Вошь быстро рассортировал купюры (доллары – отдельно), крупные перехватил резинками – точь-в-точь как банковский кассир – мелочь сгреб обратно в мешок, пачки, еще раз подмигнув Альбине, бросил в картонный ящик из-под телевизора, стоящий у соломенной «кухонной» занавески.

– Посуда – на тебе,– сказал он.

Альбина сердито дернула головой, но встала и пошла на «кухню». Кто их знает, психов: вдруг зарежет, если она откажется?

Проходя мимо ящика, не удержалась, заглянула внутрь. Пачки денег, наших и зелени, лежали грудой. Десятки пачек, а может, и сотни. Предпринимательское сердце Альбины Сергеевны защемило от такого количества праздных денег. Но тут же на ум пришли собственные проблемы. Если завтра он ее не отпустит… Господи, если он ее завтра отпустит, это будет просто приключение. Даже интересно. А если нет?

Альбина терла губкой тарелки (даже забыла, когда последний раз этим занималась) и старалась выгнать вообще все мысли. Чтобы вместо них в голове клубился желтый приятный туман.

Альбина почувствовала на себе чей-то взгляд и оглянулась.

Широко расставив кривоватые лапы и палкой вытянув хвост, с табурета на нее пристально смотрел огромный полосатый кот самого помоечного облика. И выражение его вытянутой морды нельзя было назвать дружелюбным.

– Здравствуй, кошище,– поздоровалась Альбина, протягивая руку.– Кис-кис.

Кошек она любила.

Полосатый тоже поднял лапу, но с противоположными чувствами. А чтобы у Альбины не осталось сомнений на его счет, прижал уши и противно зашипел.

– Не бойся, дурачок,– ласково укорила Альбина.– Мы ведь с тобой оба узники.

– Он – нет!

Женщина вздрогнула от неожиданности. Вошь появился внезапно, словно возник из воздуха.

– Пардус – вольный бродяга,– хозяин подземелья бесцеремонно спихнул кота с табуретки и сел на нее сам.– Приходит и уходит, когда захочет. Здесь две вентиляционные шахты. Человек застрянет, а коту – в самый раз.

Пардус стоял рядом и оскорбленно дергал хвостом.

– Наташ, ты что, сердишься на меня? – спросил Андрей.

– Нет,– отстраненно сказала Наташа.

Ласковин прикрыл глаза… и увидел обочину грунтовки. И Харлея, волокущего за ноги труп со снесенным черепом.

«Чувствует?» – подумал он.

– Слава звонил,– тем же отстраненным голосом произнесла Наташа.– Сегодня зайдет. После четырех.

«Это не я их убил,– Ласковин посмотрел на свои руки. Руки как руки. Человеческие.– Это не я».

«Но мог бы и ты»,– мелькнула мысль.

Прабабушка с портрета смотрела на него неодобрительно. Что, сударыня, в ваши времена убивали деликатнее? Маленькая, почти бескровная дырочка от рапиры, да?

Ласковин потянулся к телевизионному пульту, но передумал. Встал, подошел к зеркалу. Представил бороду, волосы скобкой, шнурок поперек лба…

«Ты – владыка».

Вот двойник понял бы. И одобрил. А отец Егорий?

Наташа на кухне включила воду. Посуду моет? Что-то не так.

Чуть позже сообразил, что именно. Наташа не пела. А она ведь всегда поет, когда моет посуду. Блин!

Рука Андрея протянулась через Наташино плечо, завернула кран.

– Я сам помою,– сказал он.– После.

Подал ей полотенце, увел в комнату, посадил на тахту, рядом, обнял ласково.

– Наташенька, родная, что стряслось?

Наташа попыталась спрятать лицо, но Андрей не дал. Бережно взял ладонями, повернул к себе, заглянул в черную синеву глаз.

– Ты плачешь?

Сердце сжалось, в груди стало пусто.

– У Сергея Сергеевича дочь пропала.

Мгновенное облегчение – не из-за меня! – тут же сменилось раскаянием: Наташе плохо!

Андрей не сразу, но вспомнил. Сергей Сергеевич Растоцкий, Наташин учитель.