Ласковин усмехнулся:
– А ты?
– А я, Андрюха, уже лет десять как женат.
– Вот новость! И где ж ты ее прячешь?
– Их, Андрюха, их. В Пскове живут, в союзной Бяларуси. Супруга и два сына. Там им спокойнее. Только ты не болтай. Сам понимаешь…
– Понимаю.
Это был знак доверия.
В дверь вежливо постучали.
– Я тебя задерживаю? – спросил Ласковин.
– Наоборот.– И в сторону двери: – Давай, входи.
Возник элегантный молодой человек в желтой униформе с большой фирменной коробкой. С вежливой улыбочкой проворно раскинул салфетки, на салфетки выставил горшочки, тарелочки, наполнил бокалы пузырчатой газировкой. Спиртного не было.
– Ты, как я понимаю, за рулем,– сказал Абрек.– А дорога мокрая.
Молодой человек застыл с нарисованной улыбочкой: «Чего изволите?»
– Сгинь,– велел Абрек.– Сами управимся. Ты ешь, Андрюха, а то остынет.
– Крутеешь,– заметил Ласковин.– Коню, как я помню, такие обеды в кабинет не носили.
– Да ладно тебе. Ну взяли под «крышу» один кабачок. Хочешь, распоряжусь – и тебе будут возить?
– Спасибо, но у меня Наташка не хуже готовит. И обидится. Абрек, помнишь, ты говорил: есть у тебя мужик, который знает все?
Абрек ловко отделил ножом полоску мяса (поднабрался хороших манер, громила), обмакнул в соус и отправил в рот. Прожевал не спеша, запил.
– Есть.
– Познакомишь?
– Познакомлю. Только, брат, консультация стоит недешево. Последний совет мне обошелся в восемь косых. Потянешь?
Ласковин вспомнил сумку с деньгами:
– Потяну. Тебе окупилось?
– Вполне. Без него влетел бы на полсотни. Ты, кстати, девушку нашел?
– Которую?
– Хороший вопрос! – Абрек засмеялся.– Которую искал.
– Сама нашлась! – Ласковин тоже улыбнулся.– Девушки, они такие…
Контора, где обретался человек, который может узнать все, располагалась в начале Гороховой. Очень приличный дом дореволюционной постройки. Отреставрированный. Дверь с бронзовой ручкой под старину. И зрачок телекамеры, под ногами маленькой кариатиды.
Ласковин вошел и был встречен не мордоворотом-охранником, а миловидной женщиной в деловом костюме. Охранник тоже присутствовал, но на заднем плане.
– Добрый день, Андрей Александрович! Господин Игоев ожидает вас наверху.
Шикарная лестница с шикарными темными перилами. По таким хочется скатиться вниз. Еще на полпути Ласковин услышал птичьи голоса. И не какие-нибудь «цок-цик», а настоящие трели. Источник обнаружился наверху. Поднявшись на второй этаж, Андрей увидел перед собой огромное окно, выходящее прямо на лесную поляну. Потребовалась целая секунда, чтобы Ласковин сообразил: перед ним – прекрасно выполненный подсвеченный витраж. Иллюзия усиливалась тем, что пол под витражом был превращен в газон, поросший нестриженой натуральной травой, а вдоль стен росли небольшие, но вполне реальные деревья. По ветвям порхали не менее реальные птички. Сетка же, отделявшая пичуг от свободы, была почти незаметна. Кресел не было. Вместо них – живописно расставленные пеньки, ошкуренный ствол полуметровой толщины. На нем, погрузившись в собственные мысли, сидел приличный господин в тройке и при галстуке.
Пока Ласковин озирал нетрадиционный интерьер, спутница его терпеливо ждала, но как только заметила, что Андрей вдоволь насладился пейзажем, тут же двинулась дальше. Шла, как по ниточке, каблучок к носку. Очень элегантно.
Привела, распахнула перед Ласковиным дверь:
– Прошу вас!
И исчезла.
В кабинете всезнающего господина Игоева птичек не было. Стиль сугубо деловой, неколоритный. Зато колоритен сам господин Игоев. Густая борода, длинные, не менее густые волосы, крупная голова на могучей шее. Когда он встал, то оказался значительно выше Ласковина. И значительно шире.
– Кирилл! – теплая сухая просторная ладонь.
Широкий взмах свободной рукой:
– Выбирайте себе место по вкусу, Андрей. Разговор у нас долгий.
Кабинет Игоева никто не назвал бы маленьким, но хозяин заполнял его целиком. Ласковин сразу ощутил себя уютно. Словно у старого друга. Он опустился в первое попавшееся кресло, а Игоев, вместо того чтобы сесть по другую сторону стола, устроился рядом, вполоборота.
– Рад с вами познакомиться, Андрей. Слышал о вас много интересного.
«Опять!» – подумал Ласковин.
Слава человека, который убил Хана, достала его сверх всякой меры.
– Да? – пожалуй, Андрею не удалось полностью скрыть недовольство.
– Глеб Стежень очень неплохо о вас отзывался. Впрочем,– уточнил Игоев,– не столько о вас, сколько о вашем учителе. Нужно быть настоящим мастером, чтобы в нашем структурированном мире сохранить полную независимость.
– Стежень? – недовольство исчезло, как соль в кипятке.
Стежень – это фигура. Когда-то – один из лучших. Ласковин с ним почти не пересекался, но слышал много. И только хорошее.
– Вы знакомы со Стежнем, Кирилл?
– Он мой друг,– спокойно ответил Игоев.
– Это серьезная рекомендация… для меня,– Андрей позволил себе улыбнуться.
– И для меня,– Игоев не улыбнулся в ответ.– Благодаря его отзыву вы сейчас здесь. О вас, Андрей, по городу самая разнообразная информация, но… – отметающий взмах широкой ладони,– у меня есть возможность проверить любые слухи. Если возникает необходимость. Я очень тщательно отбираю клиентов, Андрей.
– Но критерии довольно широкие?
– Имеется в виду то, что я снабжаю информацией уголовные круги?
– Именно.
– Информация, Андрей, может быть разная. У меня есть свои цели, отчасти схожие с вашими. Информация, которой я оперирую,– оружие достаточно мощное. Как уже говорилось, я могу проверить любые слухи. И получить любые доказательства. Почти любые,– поправился Игоев.– Например, то, что я сейчас знаю о вас, будучи обнародовано, приведет к печальному концу вашей жизни еще до окончания этой недели.
– Меня уже пытались убить,– сухо ответил Ласковин.
– Знаю. Поэтому неделя. Если бы дело касалось меня, при всех моих связях я не продержался бы и до утра. Это не угроза, Андрей. Это факты, которые мне известны. Но никогда и никто не узнает, что именно вы проникли в квартиру Пашерова незадолго до его убийства. И никто не узнает, что вы причастны к смертям тридцати четырех человек, случившимся относительно недавно. Я не склонен оплакивать погибших, Андрей, но не могу взять в толк: зачем вам это понадобилось?
– Случайность,– буркнул Ласковин.
В действительности, он лишь хотел столкнуть лбами две группировки. В надежде, что, постреляв друг в друга в канализационных тоннелях, они забудут о причине, по которой полезли под землю.