Я была готова на всё – соврать про возраст, ради грядущего величия утащить платье и шляпку из маминого шкафа. Я уже всё продумала, но тут мне пришла в голову страшная мысль. Половина города знает меня по имени, а вторая половина – ещё и в лицо. Слава Богу, я сразу сообразила, как это глупо и опасно. Но всё же…
В назначенный день высокие и не слишком высокие молодые особы в самых что ни на есть скромных шляпках, с рекомендательными письмами, зажатыми в чистых-пречистых белых перчатках, выстроились вдоль деревянного тротуара у редакции газеты. Они простояли там много часов, некоторые на цыпочках, чтобы казаться повыше. Входили по одной, и их сразу просили встать спиной к стене и расставить руки, чтобы измерить расстояние между кончиками пальцев. Искали телефонистку с длинными руками, чтобы хватило на всю ширину коммутатора. К концу дня объявили, что нанята мисс Гонория Гоатс из Стейплса. Она будет новой телефонисткой. Жители Фентресса заворчали. Она, конечно, высокая, и у неё руки, наверно, длинные, но у нас и своих девушек хватает, так? Телефон же в Фентрессе, так? Зачем нанимать кого-то из Стейплса, до него четыре мили? Она что, переедет или будет каждый день туда-сюда мотаться? А если погода испортится? И так далее, и тому подобное.
Два дня спустя Гонория Гоатс прибыла с дорожным сундучком и поселилась в малюсенькой, размером со шкаф комнатушке – там были и коммутатор, и топчан. Теперь она сможет отвечать на звонки в любое время суток. Еду ей будут приносить из пансиона Элси Белл дальше по улице. Неслыханное мотовство!
В конце концов оказалось, что проблема не в местожительстве и не в длине рук. Телефонная компания была не в курсе (но мы все знали), что её дядюшку, Гомера Рея Гоатса, ударило молнией, когда он вспахивал поле. И обнаружила его как раз эта самая Гонория. Он почернел и слегка дымился. Мистер Гоатс выжил, но почти полностью потерял слух и теперь таскал за собой огромный рупор, который приставлял к уху. Иногда на него безо всякого повода нападал смех. Это немножко пугало, но в то же время немало веселило публику.
Бедная Гонория с той поры начала панически бояться электричества. И кто бы на её месте не боялся? Итак, когда инструктор в первый раз велел ей воткнуть штекер в гнездо, она взвизгнула и опрометью бросилась наутёк. Испугалась, наверно, что из проводов посыплются дьявольские искры и её сейчас поджарят, как дядюшку. Она рванула через мост, забыв о своих вещах, и всю дорогу домой рыдала, бедняжка. Её папаша послал за сундуком на следующий день.
Место телефонистки получила Мэгги Медлин, внучатая племянница Бака Медлина. Мэгги была ниже Гонории, но держалась уверенней. Дови, её противная младшая сестрица, просто купалась в чужой славе и ни одной фразы не начинала без «Моя сестра-телефонистка считает…».
Уж как мы её за это ненавидели!
И вот телефонная компания дотянула наконец провод до Фентресса. Настал долгожданный момент. Представитель компании прибыл на поезде из Остина. Понятно, что торжественное открытие не могло состояться в редакции газеты – там просто не было места. Все столпились снаружи. Мужской духовой оркестр сыграл пару-тройку мелодий. Оркестр Лосиного Клуба поиграл подольше, а Оркестр страховой компании – совсем маленький – играл долго и без устали. Мэр с представителем компании произнесли каждый по длинной, скучной речи о значении этого дня в жизни города. Мэр Аксельрод перерезал красную ленточку огромными бутафорскими картонными ножницами и сим официально открыл Фентресское отделение Телефонной компании Белла. Публика зааплодировала, важные люди пожали друг другу руки, потом появились бесплатный лимонад и бочковое пиво для всех присутствующих. Сэм Хьюстон попытался попробовать пива, но был пойман с поличным.
Ровно в полдень с боем часов раздался первый звонок. Резкий дребезжащий звук ворвался в атмосферу всеобщего ожидания. Толпа разразилась ахами и охами. На линии был сенатор штата. Он позвонил из Остина поздравить наш город с вхождением в двадцатый век. Мэгги Медлин соединила, наш мэр вошёл в комнатушку и принялся орать на сенатора, а тот – на него. Сорок пять миль не помеха. Сенатор сообщил утренние цены на хлопок на остинской бирже.
– Понимаешь всю важность момента, Кэлпурния? – шепнул мне дедушка. – Дни китового жира и угольной пыли миновали. Старое столетие умирает на глазах. Запомни этот день.
Мистер Хофер из Фотографического салона Хофера («Замечательные фотографии знаменательных событий») приволок свой фотоаппарат с гармошкой. Надо же запечатлеть торжественный момент. Он хотел поговорить с дедушкой о Растении и очень расстроился, узнав, что никаких новостей пока нет. Он готов был болтать весь день, но тут мэр напомнил ему об обязанностях официального фотографа. Мы все сбились в кучу, на тротуаре и на улице. Мистер Хофер установил камеру. Дедушка взял меня за руку. Мистер Хофер нырнул под чёрное покрывало и поднял лоток с магниевым порошком для вспышки.
– Не двигаться! – завопил он.
Мы окаменели. Вспышка осветила толпу ярче летнего солнца. В этот момент нас и щёлкнули. На фотографии у всех лица торжественные и застывшие. У меня прямо-таки задумчивое. Улыбается – улыбкой Чеширского Кота – один дедушка.
Поэтому, так как производится более особей, чем может выжить, в каждом случае должна вестись борьба за существование либо между особями того же вида, либо между особями различных видов, либо с физическими условиями жизни.
Я вошла в возраст, когда юные особы должны учиться содержать дом в порядке. Противно, но что поделаешь. После замужества пригодится. Девушкам полагается выходить замуж. Все и выходят, исключение составляют только страшно богатые – им необязательно – или уж такие страшненькие, что никто на них жениться не хочет. Есть девушки, которым удалось поработать учительницами или медицинскими сёстрами до того, как выйти замуж. Счастливицы. Теперь ещё Мэгги Медлин, телефонистка, независимая женщина с хорошим заработком, над ней не властен ни один мужчина, кроме лично мистера Белла. Сначала в городе был только один телефон, так что ей не приходилось надрываться на работе. Сидит себе перед коммутатором с наушниками на шее, грызет яблоки и читает газету. Когда раздаётся звонок, втыкает штекер в гнездо и произносит – всегда чётким и звонким голосом: «Алло, Центральная, ваш номер, пожалуйста». Так полагается, хотя номер пока только один. Девочки в школе её обожают. Мы играем в телефонисток – мастерим коммутатор из картона и длинных верёвочек. Вот это жизнь! Но очень скоро все захотели завести свои телефоны. Теперь Мэгги ни на минуту не могла отойти от коммутатора и превратилась в настоящую рабыню телефонной компании.
Растение росло как на дрожжах, а из Вашингтона по-прежнему не было никаких известий. Дедушка трудился не покладая рук, и я присоединялась, как только удавалось увильнуть от домашних обязанностей.
Утро субботы. Мама сидит за шитьём. Я мчусь к двери со старым дедушкиным сачком для бабочек и его же старой корзинкой.
– Постой, постой, – не успела я коснуться дверной ручки, как раздался мамин голос. Ох, не нравится мне это. – Куда ты направилась?