— Нет, дитя мое, — тихо сказал он, — я не мог этого сделать, и теперь будь что будет!
Между тем Густав и Джесси, взявшись за руки, ходили по саду, и их разговор вначале был очень серьезным. Густав рассказал невесте всю историю с махинациями Дженкинса, насколько возможно пощадив своего брата и изобразив его жертвой заблуждения, которое лишь теперь прояснилось. Когда он закончил, Джесси быстро сказала:
— Густав, если и мое состояние вложено в то предприятие, само собой разумеется, мы передадим его твоему брату в неограниченное распоряжение до тех пор, пока он будет считать это нужным.
— Твое состояние здесь совершенно ни при чем, — объяснил Густав. — Каким бы ни был Франц незадачливым коммерсантом, но опекуном он был абсолютно безупречным — его можно считать воплощением добросовестности. Он с полным уважением отнесся к завещанию твоего отца. Ты была и останешься богатой наследницей, Джесси. К сожалению, этот недостаток нельзя изменить, но тем не менее я твердо решил жениться на тебе, и не далее как через месяц.
— Это невозможно! — возразила Джесси. — Надо еще все привести в порядок и подготовить. Ты сам должен признать, что времени осталось слишком мало.
— Я ничего не признаю, — заявил Густав. — Всю финансовую сторону возьмет на себя мой брат, а остальное успеется. Ведь у вас здесь, в Америке, все совершается с быстротой молнии, все — и спекуляции, и обогащение, и даже жизнь и смерть. Я ничего не имею против подобного образа жизни, поскольку его можно распространить и на брак, и, как твой будущий тиран, требую, чтобы ты через месяц стала моей женой.
Джесси, видимо, вполне устраивала такая тирания, во всяком случае, кокетливо улыбаясь и чуточку краснея от удовольствия, она почти тут же выразила свое согласие.
Тогда ее жених произнес:
— По крайней мере я смогу находиться рядом с братом, когда разразится первая буря, тем более что ждать ее недолго. Конечно, в консульстве узнают об этой махинации, и сегодня же вечером весть распространится по всему городу. Любезный агент Дженкинса, поклонник моего литературного таланта, сначала станет рвать на себе волосы, а затем начнет посылать одну телеграмму за другой в Нью-Йорк. Ах, хотелось бы мне видеть, как господа «Дженкинс и Компания» будут извергать пламя своего гнева и посылать меня на самое дно преисподней. Ну да я надеюсь с божьей помощью еще раз предоставить им такой случай, как только появятся мои статьи. Пусть узнают, на что способно перо, которое они намеревались подкупить!
— Так ты действительно думаешь, что мой опекун откажется от исполнения договора? — спросила Джесси.
— Он должен сделать это во что бы то ни стало! После того, что случилось сегодня, для него вообще не остается выбора. Вместе с тем он достаточно хороший коммерсант и сумеет спасти то, что еще можно. Конечно, Дженкинс постарается причинить ему как можно больше неприятностей, ну что ж, тем лучше! Это, по крайней мере, заставит Франца обратить взор на Германию, и мы снова окажемся вместе. К своим прежним лихорадочным спекуляциям он не может и не смеет вернуться, здесь же слишком велико искушение начать все сначала. Лед теперь наконец-то сломан, а Фрида — это своего рода очищающий весенний вихрь, который воскресит его к новой жизни, и мы можем довериться ей. Даю тебе слово: через несколько лет она привезет отца обратно на его родину.
Густав и Джесси сами не заметили, как дошли до берега моря и остановились у скамейки, на которой в тот памятный пасмурный вечер сидела Фрида. Перед ними лежал океан, сверкающий под солнечными лучами.
Густав, указав на него рукой, обнял невесту.
— Там находится мое отечество, Джесси! — произнес он. — Через несколько недель оно станет также и твоим, и ты полюбишь его: ведь это — родина твоей матери. Возможно, что прав мой брат, утверждавший сегодня утром, что здесь больше свободы и простора для человека, обладающего пытливым умом, чем у нас в Германии, что здесь скорее можно выдвинуться, достичь заметного успеха даже на литературном поприще. Но именно сейчас наступило время, когда от нас, немцев, требуется собрать все жизненные силы на борьбу за честь и достоинство нации. И я с радостью готов сделать это и не требую никакой иной награды, кроме той, чтобы Джесси, моя любимая женушка, была довольна своим «эгоистом».