– Мальца своего спроси.
– Какого мальца? – уточнил Ласковин.
– Матвеева.
– А он откуда может знать?
– Он не знает,– буркнул Онищенко.– Но он знает тех, кто знает. Захотят – скажут. Не захотят – извини.
– Не захотят – заставим,– заметил Ласковин.
– Это вряд ли! – усмехнулся Онищенко, и Ласковин понял, что его догадка верна.
На этом они расстались. Ласковин поехал растряхивать Юру, а Онищенко – писать бумажки. Настроение у опера было неважное. Мучников наконец заговорил и заговорил до того гладко, что не подкопаешься. Каждая деталька тщательно увязана, и каждая деталька говорит о полной непричастности подозреваемого.
Похороны Суржина (и Куролестова заодно) оплатил город. Хоронили престижно и торжественно. Мэр, правда, не приехал, но и без него шишек хватало. Последним говорил речь депутат Госдумы Кренов. Говорил очень трогательно, так, что проняло даже заскорузлые души чиновников,– у некоторых слезы на глаза навернулись от умиления.
Куролестова хоронили скромнее. Народу было человек восемь. Из родственников – только мать. Местный батюшка быстренько отчитал над закрытым гробом, друзья-сослуживцы покидали землю и поехали пить водку.
На поминки Суржина в банкетный зал гостиницы «Карелия» набилось человек двести. Тоже пили водку. Но лучшего качества.
Депутат Госдумы Кренов, он же – Великий архимаг Черного Храма Сатаны, ехал домой в сопровождении трех телохранителей и милицейского эскорта.
Господин Кренов был очень опечален и озабочен. Совсем недавно он с искренней страстью говорил о стихии беззакония, затопившей Землю Русскую. И о тех, кто отважно борется с ней. И гибнет. Депутат называл имена борцов. Много имен. Среди них был и начальник ГУВД, и все его заместители, и представитель президента, и «наш уважаемый господин мэр», и даже начальник ГИБДД области.
Фамилий Логутенкова и Онищенко депутат не упомянул, хотя знал их очень хорошо. Если бы господина Кренова спросили об этом, он ответил бы, что в первую очередь – это заслуга тех, кто организовал работу, а двое названных – только исполнители.
И уж конечно, господин Кренов не упомянул фамилии оперуполномоченного Филькина. Может быть, это характеризовало депутата Госдумы с наилучшей стороны, ведь Суржина убили, так сказать, без его санкции, а Филькину проломили череп по личному распоряжению господина Кренова. Правда, и не добили Филькина тоже по указанию Кренова. И вовсе не потому, что Великий архимаг пожалел опера,– просто чтобы не обострять ситуацию. Крови господин депутат не боялся. Чтобы занять подобный пост в сатанинской иерархии, надо пролить столько крови, что хватит на небольшую локальную войну. Большую часть ее, конечно, прольют жрецы и послушники вроде Гунина и Пархисенко. Лишь время от времени Великий архимаг должен приносить жертву собственноручно. Но, реши архимаг принести в жертву Суржина, он сделал бы это так, что все окружающие были бы уверены, что господин Суржин уехал на постоянное жительство в Австралию. Или в Антарктиду. Или, в крайнем случае, скончался от рака в Пермской областной больнице. Но господин Кренов никогда не стал бы приносить в жертву своего идеологического противника – господина Суржина. Это было бы так же нелепо, как если бы убежденный белый расист расстрелял телевизор потому, что тот сделан в Японии.
Если бы Кренов знал, что смерть Суржина повлечет за собой столько проблем и неприятностей, он скорее принес бы в жертву мелкого вербовщика Шамана значительно раньше, чем это произошло на самом деле. И еще этот дурень Сворд пустил их на свою дачу! Сейчас Кренов, отмазывая подручного, сознательно не нажимал на все кнопки. Нажал бы – и Сворда выпустили бы в тот же день. Но нет, пусть посидит недельку! На будущее – урок. И страсти за это время утихнут. А потом пусть поработает внизу, переадресует на себя вербовщиков, которых курировали Дефер и Ахур. Пусть знает свое место, а то повадился связи Великого архимага на себя замыкать!
Была у депутата и еще одна подспудная мыслишка: как бы не вытянулась опасная ниточка – от Мучникова к Кренову. Опасная не с точки зрения закона. Для властей, чтобы притянуть Кренова, и корабельного троса не хватит.
Но кроме властей официальных есть еще кое-кто. И этот кое-кто вполне может перенести претензии, предъявленные Деферу, на кого угодно. Даже на неподсудного члена Государственной Думы.
На всякий случай Кренов позвонил начальнику ГУВД, заявил, что ему неоднократно угрожали, и потребовал постоянной усиленной охраны. А вдобавок к охране государственной господин депутат выписал из Москвы трех личных телохранителей, асов, таких, кому и Президента поручить можно со спокойной совестью. Правда, стоили они недешево, но Кренов никогда не жадничал, когда речь шла о его собственной безопасности.
Проживал господин Кренов в сталинской постройки доме на Петроградской стороне. И занимал в нем не целый этаж, как это принято среди преуспевших политиков, а всего лишь «скромную» квартиру из девяти комнат. В холле этой квартиры теперь неотлучно дежурил охранник, а когда господин депутат, как сейчас, возвращался домой, к постоянному дежурному присоединялись еще двое бодигардов-профи. Еще в квартире проживал симпатичный молодой человек пятнадцати лет, выглядевший, впрочем, моложе. Послушник Храма, по совместительству – сожитель господина депутата, а по паспорту – его приемный сын. Очень немногие из приближенных к Великому архимагу знали, что юноша – не только приемный, но и настоящий внебрачный сын главы Черного Храма Сатаны. Сам юноша, впрочем, об этом понятия не имел и полагал, что депутат держит его исключительно для постельных развлечений.
В этот день Кренов слишком устал, чтобы развлекаться.
Выпив микстурку для укрепления печени, депутат в одиночестве лег в постель и уснул здоровым сном человека, выпившего раз в десять больше, чем прилично джентльмену.
– Ну, сколько коанов решил? – спросил Ласковин, весело глядя на своего учителя.
– А тебе-то что? – усмехнулся Вячеслав Михайлович Зимородинский.– Или ты решил из христианства в дзен переметнуться?
– Нет, Слава, я в вере крепок.
– Угу. И в заповедях.
Зимородинский иронизировал, но беззлобно. Они сидели вдвоем у Ласковина на кухне и ждали, когда придет Наташа и накормит двух мужиков чем-нибудь вкусненьким. А вообще-то они были очень рады видеть друг друга после трехмесячной разлуки. И им было что друг другу рассказать.
– Вчера услышал про Плятковского,– сказал Зимородинский.– Сейчас ездил к нему в больницу и, представь, меня не пустили. Я понимаю: спецбольница, но хотя бы с врачом я мог поговорить?
– Это не спецбольница,– сказал Ласковин.– Обычная государственная клиника. Правда, когда-то она была именно «спец». Только не для преступников, а для партийных шишек, поправлявших нервы и печень. Да и сейчас у этой больнички серьезные спонсоры. Наши специалисты проверяли. Да Бог с ним, с Плятковским. У тебя таких учеников было – за тысячу.