– Хорошо.
– Новенькая? – поинтересовался мужчина.– Не боишься, что побьют?
– Нет.
– А что кину тебя, не боишься?
– Нет.
Справа мелькнули расцвеченные врата «Паласа».
– Хочешь туда? – спросил водитель.
– Нет.
– Это хорошо.– Мужчина рассмеялся.– Все равно не повел бы. Меня Толик зовут, а тебя, киска?
– А какая разница?
– Верно, киска, никакой.– Свернул на Малую Садовую, проехал метров пятьдесят и затормозил.
– Минетик на скорую губку,– сказал он.– Нет возражений?
– Нет,– ответила женщина и ударила его кулаком в висок.
В кулаке что-то хрустнуло, в виске – тоже, и мужчина ткнулся лицом в баранку.
Женщина перегнулась через него, открыла дверцу, выпихнула хозяина «вектры» на мостовую и перебралась на его место.
«Опель» рванул с места, свернул на Итальянскую, оттуда – на Садовую и дальше, мимо Михайловского, вдоль Марсова – к Троицкому мосту.
Когда «опель» выскочил на прямую стрелу Каменноостровского проспекта, над городом забрезжило утро.
Иван ступил на подвернутую ногу и зашипел от боли. Надо же, пока бежал, вообще ни хрена не чувствовал. Это удивительно. А что ногу потянул – как раз неудивительно. Третий этаж все-таки. Но сиганул он мощно. Чудом, считай, без яиц не остался. И не только без яиц. Хорошо, кровать у окна. Хорошо, поленился после лета сетку противокомариную снять. Через стекло так не прыгнешь. Это только в кино голяком через витрины ныряют.
Ногу раздуло – не ступить. Иван плюхнулся на скамейку. Подышал медленно, чтоб согреться. Не июль месяц, чай, холодно голышом.
На скамейке его и заментовали. По-хорошему, впрочем, поскольку трезвый и не под кайфом. Сказал – ограбили. Поверили. Дело обычное. Менты попались неплохие, а дежурный – тот вообще философ. Натуральный. Аспирант. Бывший. А теперь старший лейтенант. Вот такая жизнь.
– Сегодня ночь голых,– сказал бывший философ.– Полчаса назад бабу доставили, а теперь вот тебя.
– А баба где? – заинтересовался один из патрульных.
– Поздно, Серега! – засмеялся философ.– Ее уже муж забрал. Прилетел, как наскипидаренный. Баба, что характерно, ничего не помнит.
– Они никогда ничего не помнят! – отозвался патрульный, и все заржали. Кроме Басова.
Проверили Ивана по ЦАБу, выдали какое-то шмотье, тапки, напоили чаем и без всяких протоколов отвезли в травму, где пьяный в дымину и очень веселый доктор «зафиксировал голеностоп». Иначе говоря, забинтовал ногу и пожелал всего наилучшего. «Повезло тебе, мужик. Вот час назад мне такого же грабанутого привезли. Ему всю личность изрезали и палец сломали. А ты, можно сказать, только штаны потерял. Повезло».
Басов склонен был согласиться с доктором.
До подъезда его опять-таки довезли добрые менты. Даже спросили насчет ключей, как, мол, домой попадет?
«А то давай дверь сломаем? – предложил один.– У тебя не железная?»
– Обычная,– сказал Басов.– Спасибо, мужики, я у соседки запасной ключ держу.
– Ах, у соседки!..– многозначительные подмигивания.
– Да она старушка! – засмеялся Иван. Настроение у него немного улучшилось.
Ключа не потребовалось. Дверь оказалась не запертой. В комнате пахло постелью и Кариной. Но Карины не было. Вернее, не Карины, а…
– Где он? – спросил Ласковин, сверля Елену Генриховну недружелюбным взглядом.
Видно было, он нисколько не сомневается в ее словах.
Елена Генриховна повела плечиками:
– Мне он не докладывал.
Ласковин, тут же утратив к ней интерес, переключился на Игоева, но реплику неожиданно подал Фрупов.
– Господа,– сказал он,– а что, собственно, представляет наибольшую ценность для нашего подопечного?
Игоев поглядел на Стежня, Стежень – на Игоева… и оба ринулись к выходу.
Фрупов удовлетворенно улыбнулся Ласковину, затем повернулся к женщинам.
– У нас в машине есть пара мест,– произнес он.– Присоединитесь?
Снаружи взревел мотор.
– Если вы нас приглашаете… – Елена Генриховна улыбнулась.
– Володя, время,– недовольно произнес Ласковин.
– Спокойно, Инквизитор, на твоей «ауди» я их вмиг достану,– пообещал Фрупов.
Вчетвером они вышли на улицу. Игоевской «тойоты» уже и след простыл.
Елена вышла последней, прикрыла дверь. Свет в холле погас, как только сработал электронный замок.
– Добрая система,– похвалил Фрупов.– Сенсор?
– Плюс сменный код. Пальчик, знаете ли, и насильно можно прижать.– Елена улыбнулась.
– Или отрезать,– мрачно вставил Ласковин.
– Отрезать не выйдет,– профессионально возразил Фрупов.– Сопротивление кожи меняется. Я эту технику знаю. Можно мне сесть за руль?
– Можно.
На перекрестке перед Дворцовым мостом их тормознул поздний или, скорее, ранний гаишник. Фрупов сунул ему под нос красивое удостоверение, гаишник отошел, удрученный, а «ауди» полетела дальше. Но «тойоту» они догнали уже за городом. Игоев тоже не первый год сидел за баранкой и спецкурс вождения в экстремальных условиях проходил дважды.
Едва они тронулись, Стежень взялся за телефон.
По правилам, трубку следовало взять Грошнему, что последний и сделал, хотя и не сразу. Потому что спал. Но все разговоры в отсутствие хозяина фиксировались охраной. Поэтому Стежень знал: слушает его не только Грошний.
– Димон, он уцелел,– без предисловий сказал Глеб.
– Но…
– Мы ошиблись. Он уцелел, сменил носителя и, вполне вероятно, направляется к вам. Мы тоже едем, но можем и не успеть. Ни в коем случае не пускай его в лабораторию. Еще лучше – спустись туда сам и запрись изнутри. Охране передай…
– Я вас слышу, Глеб Игоревич,– вклинился голос «Иванова».
– Отлично. Кто бы ни появился до нашего приезда – никаких контактов. Приблизится – сразу стреляйте. Насмерть, без церемоний. Живучесть у него…
– Я помню,– сказал «Иванов».– Попробуем справиться.
– Лучше попробуйте спрятаться,– посоветовал Стежень.
– Я понял,– ответил его собеседник.– Как получится.
– Тогда все,– сказал Глеб и отключился.
Если бы он мог предвидеть будущее, то приказал бы «Иванову» брать ноги в руки и быстро-быстро валить из дома. Но предвидеть будущее Стежень не умел. О чем и сожалел неоднократно.
Грошний выполнил инструкции Стежня точно и быстро. Даже очень быстро. Перспектива угодить в объятия Морри не согревала его сердце. Посему, поспешно натянув штаны, Дмитрий бросился в подвал. Он знал (опять-таки из опыта общения с Морри): монстр сглатывает человека быстрей, чем жабий язык арканит комара. Уже на лестнице Грошнего перехватил «Иванов», сунул ему в руку куцый, без приклада, автомат. Дмитрий зыркнул на него слегка ошалело, схватил автомат и отворил подвальную дверь. Щелчок замка, шелестящий звук вошедшего в паз засова. Грошний небрежно скинул автомат на стол, повалился на стул рядом и перевел дух. Страх возился внутри, дергал за жилы, пощипывал сердце. Дмитрий, к стыду своему, никак не мог с ним справиться. Даже стальная дверь не помогала. Ну как тварь уже трансформировалась и может проходить сквозь стены? Тогда ни бетон, ни сталь, ни эта трещотка хренова… Тем не менее Грошний «трещотку» взял и осмотрел. Ага, почти тот же «калашник», и приклад у него когда-то имелся типа десантного, судя по остаткам крепежа. Дмитрий отсоединил магазин, убедился: полон. Он выщелкнул на стол патроны, обнаружив, что каждый третий промаркирован красной или черной краской. Что сия маркировка обозначает, Грошний уже не помнил. А может, и не знал никогда. Вставив патроны обратно, он отложил автомат и уставился на серый металл двери. Самое противное – это ждать, зная, что ты ровным счетом ничего не можешь сделать.