Во всяком случае, сегодня на Рейчел не черные трусики. Они желтовато-коричневые, как и сандалии, застегивающиеся на лодыжках, которые она сняла перед тем, как принялась бить ногами по стене, пытаясь привлечь мое внимание.
Карен меряет шагами камеру и поглядывает на меня. Она испугана, но в ее глазах светится надежда. Она знает, что у нее есть преимущество. Она моложе, красивее и ничем не обременена. Я снова смотрю на Рейчел. Ее глаза закрыты, она слегка покачивается из стороны в сторону и, кажется, постанывает. Интересно, не жалеет ли она о том, что так отстранилась от меня за последние месяцы? Мне очень не нравится положение, в котором я оказался. Для меня невыносима мысль о необходимости выбрать, какая из женщин должна умереть, но в глубине души – да поможет мне бог! – я задаюсь вопросом, не раскаивается ли моя жена в своем поведении, проявленном по отношению ко мне, когда мы уже находились в камерах? Рейчел не могла не заметить, что, в то время как она поносила меня, называла сукиным сыном и просила наших тюремщиков отпустить ее, Карен признавалась мне в любви. В самом деле, как только к Карен вернулось сознание, первым делом она поинтересовалась моим состоянием. Я покривил бы душой, если бы не признался: меня чрезвычайно интересует, что скажет мне Рейчел. Будет ли она умолять меня сохранить ей жизнь? Разумеется, будет. Будет ли она при этом искренна? Вопрос на миллиард долларов, не правда ли?
Я вижу, как Карен заворачивается в одеяло. Она закрывается им, когда мочится. Рейчел насмешливо смотрит на нее и с отвращением качает головой. У меня возникает стойкое ощущение, что эти две женщины могли бы долго сидеть в одном окопе и при этом никогда не стать подругами.
Ход моих мыслей прерывает голос:
– Мы бросили монету. Рейчел, вы будете первой. Помните, у вас есть одна минута для того, чтобы привести свои аргументы. Сэм, слушайте внимательно.
Рейчел встает и идет босыми ногами по полу камеры. Дойдя до люцитовой стены, упирается в нее руками. Она стоит на максимально близком от меня расстоянии. На ее губах играет едва заметная улыбка.
– Сэм, я даже не знаю, что сказать. Мы прожили вместе столько лет, и я всегда старалась делать все ради тебя. Если бы неделю назад кто-нибудь сказал мне, что ты будешь решать мою судьбу, я не тревожилась бы ни секунды. Тогда у меня была уверенность, что ты любишь меня не меньше, чем я всегда любила тебя. Сейчас у меня такой уверенности нет. В соседней камере я вижу женщину, которая моложе меня, красивее меня, которая говорит, что любит тебя. Хуже того, совсем недавно я слышала, как ты сказал, что любишь ее. Я не могу передать, как тяжело у меня сейчас на душе. Попробуй поставить себя на мое место. Я оказалась здесь только за то, что люблю тебя. Отчасти я понимаю, почему ты изменил мне. Я понимаю, что была не самой внимательной женой на свете. Но ты знаешь, что я всегда хранила верность тебе и никогда не переставала любить тебя. И я все еще люблю тебя, Сэм. Я не лгу. Если ты оставишь меня в живых, нас ждут трудные времена. Я не могу обещать, что мы преодолеем все преграды. Но я обещаю, что приложу все старания. Дорогой, я знаю, когда-то ты любил меня всем сердцем. Если в тебе сохранилась хотя бы искра этого чувства, я хотела бы иметь шанс остаться в живых. Я не буду умолять тебя, но мне хочется думать, что мой муж считает меня достойной жизни. В противном случае, надеюсь, ты все же знаешь, что я всегда любила тебя – и всегда буду любить.
Рейчел снимает обручальное кольцо, целует его и надевает обратно на палец, затем сжимает губы и кивает головой. Я вижу, как по ее лицу текут слезы. Она возвращается на свое прежнее место у дальней стены, но остается стоять.
– Карен, – раздается голос, – Рейчел говорила на двенадцать секунд дольше. Вы можете использовать то же самое дополнительное время.
На Карен белые джинсы, расписанные бледно-голубыми узорами, синий топик и синие сандалии на шпильках. Как и Рейчел, она подходит на максимально близкое расстояние к моей камере, чтобы иметь возможность смотреть мне в глаза.
– Сэм, – говорит она, – я ненавижу их за то, что они поставили тебя перед таким выбором. Мне неприятно, что ты не сказал мне о своем семейном положении, но я люблю тебя. Я люблю тебя, Сэм, и уверена, что в душе ты не считал себя женатым, когда был со мной. Я никогда не согласилась бы встречаться с тобой, если бы ты сказал мне, что женат. Наверное, поэтому ты и не сказал. Но мы все-таки стали встречаться, я полюбила тебя и люблю, несмотря ни на что. Я не хочу, чтобы твоя жена умерла. Клянусь богом, не хочу. Но если одна из нас должна умереть, не лучше ли выбрать ту, которая воплощает твое будущее, а не прошлое? У нее был шанс. Если бы она обращалась с тобой должным образом, ты не стал бы ей изменять. Я не желаю ей смерти, Сэм. Но я не желаю смерти и себе. Ты и я имеем шанс создать семью. Я не знаю, хочет твоя жена иметь детей или нет, но ты говорил, что сам хочешь. И я хочу тоже – но только тогда, когда ты будешь к этому готов. А до того момента, когда ты будешь готов иметь детей, тебе принадлежит каждый дюйм этого…
Она начинает быстро снимать с себя одежду и останавливается только тогда, когда остается обнаженной, если не считать сандалии на шпильках.
– Сэм, это твое, – продолжает она. – Ты можешь брать это, когда хочешь. Клянусь богом, я сделаю тебя счастливейшим из когда-либо живших на свете мужчин. Пожалуйста, Сэм, выбери меня, умоляю тебя. Умоляю тебя, спаси мою жизнь – чтобы я могла отдать ее тебе.
Карен стоит у стены, расставив ноги на ширину плеч, опустив руки, подобно Витрувианскому человеку Леонардо да Винчи, за исключением того, что она в миллион раз привлекательнее парня со знаменитого рисунка.
– Сэм, вы должны принять непростое решение, – говорит голос. – Но время пришло.
– Вы не можете требовать от меня подобное, – возражаю я. – Это бесчеловечно.
– Сэм, не нужно рассматривать эту ситуацию с точки зрения, будто вы обрекаете человека на смерть. В действительности вы спасаете человеку жизнь. К сожалению, если вы не сделаете выбор между вашей женой и вашей любовницей в ближайшие десять секунд, мы убьем их обеих. Начать отсчет?
Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и выдыхаю воздух – вместе с душой.
– Не надо. Я принял решение.
Я смотрю на Карен. Хотя она многое перенесла за последние часы, едва ли я видел ее прежде такой красивой.
– Карен, прости меня, – говорю я. – За всё.
На ее лице появляется горестное выражение. Она начинает плакать. Поначалу довольно громко, но затем рыдания стихают, и она кивает головой, покоряясь судьбе. Еще с минуту слышатся всхлипывания, и тут Карен осознает, что все еще раздета. Она неловко надевает трусики, держась левой рукой за стену, чтобы сохранять равновесие. Пытаясь влезть в джинсы стоя, едва не падает, отказывается от этой затеи, садится на пол и снимает сандалии.
Когда она наконец полностью одета, раздается голос:
– Карен, вы держитесь молодцом. Если это может послужить вам утешением, мы выбрали бы вас.