Герцогиня открыла рот от удивления.
– Ну, отлично, – пробормотал Шофиль. – Все разболтали, со всеми подробностями…
– Вам следовало ожидать, что и другие это делают. Скалу под термами долбили, наверное, целую тысячу лет.
Шофиль принюхался к следующей двери.
– Сера – значит, ведет непосредственно к купальням. Будет ли графиня пробираться к купальням? Нет, не будет. – Он обратился к герцогине: – Она убила Понт-Жюля, вы это знаете! – Шофиль презрительно фыркнул, направляясь к следующей двери. – Вы организовали для нее аудиенцию. Помогли ее побегу. Он был ее любовником! Заколола его прямо в шею!
Герцогиня закрыла глаза руками.
– Я не…
– О, я позабочусь о том, чтобы вы были наказаны. Где моя книга?
Келлинг распахнул седьмую дверь. Шофиль принюхался к воздуху. Его лицо помрачнело.
– Боже правый…
– Что это? – спросил Келлинг.
– Канал. – Шофиль повернулся к герцогине. – Это правда, в конце концов! Вы знали! А она чертовски хорошо осведомлена обо всем! Ситуация уже выходит за рамки!
Рука Шофиля полетела к герцогине. Свенсон перехватил удар на полпути. Племянник что-то гневно пробормотал, и его другая рука нанесла три быстрых удара доктору по лицу. И все же Свенсон держался и дал время герцогине для того, чтобы уйти, до того как Шофиль вырвал у него свою руку.
– Вы осмелились, доктор, вы осмелились!
Голос Шофиля перешел в какой-то утробный стон. В руке у Свенсона была его серая перчатка, которая соскользнула, когда племянник выдергивал руку. Ладонь Шофиля оказалась яркого лазурного цвета, а ногти – темнее, цвета индиго.
– Боже милостивый, – прошептал доктор. – Что вы сотворили – какой идиотизм.
Тот выхватил перчатку и начал натягивать ее на руку, глядя на Свенсона одновременно и смущенно, и гордо, как молодой хозяин, застигнутый, когда он в первый раз добился благосклонности от горничной. Как только Шофиль надел перчатку, он закричал на Келлинга:
– Чего вы ждете? Входите и за ними!
Келлинг нырнул за дверь, но министерские люди ждали.
– Здесь есть свет? – отважился спросить один из них.
Через дверь послышался звук падения и стон.
– Там ступени, – предупредил мистер Келлинг.
Свенсон открыл двери стенного шкафа и достал металлический железнодорожный фонарь.
– Как вы его нашли? – спросил Шофиль.
– Понт-Жюль должен был использовать тоннели для наблюдения.
– И посмотрите, что с ним стало. – Шофиль сплюнул, а потом закричал всем: – Спичку! Спичку! Зажгите эту чертову штуку!
Келлинг ждал их, находясь рядом с кучей одежды. Шофиль стоял у черного бассейна, глядя на бурлящую воду. Министерские чиновники суетились вокруг. Один из них, пытаясь быть одновременно и заботливым, и исполнительным, держал за руку герцогиню, потому что Шофиль не решился оставить ее одну. Другой высоко поднимал фонарь, но из пещеры не было другого выхода, только через бассейн.
Свенсон взглянул на свечу и заметил, что снизу к ней прилип пепел и крошечный завиток несгоревшей бумаги красного цвета. Графиня оставила сообщение, и мисс Темпл хватило предусмотрительности его сжечь.
Загадка одежды была даже проще: одна женщина последовала примеру другой и разделась, перед тем как поплыть. Свенсон опустился на колени у воды, сунул палец в пенящуюся влагу, понюхал его, а потом лизнул.
– Холоднее, чем в купальнях, – сказал он, – минеральная вода с чем-то смешивается. Канал выходит в реку. Под землей.
– Это секретный путь, – сказала герцогиня. – Он использовался для страшных вещей.
Доктору не потребовались какие-либо объяснения: они, в конце концов, были под дворцом.
– Путь на воздух не должен быть долгим. Мы последуем за ними?
Он взялся за свой мундир, как будто собирался раздеться. Шофиль осклабился.
– Конечно, нет. Этот пепел, Келлинг, что здесь сожгли?
– Записку. Ничего прочитать нельзя, сэр.
– Проклятая женщина. Бесстыдная. Дерзкая. – Друз неодобрительно указал на брошенную одежду. – У нее наготове новый гардероб на другой стороне? Конечно, так и есть. И как только там появится ваша зверюшка, она получит мою книгу!
Свенсон думал, что мисс Темпл мертва, но снова встретил ее в купальнях, причем вместе с графиней, и ее представили, подумать только, больной, заторможенной королеве. Из своего укрытия они с Шофилем слышали всю беседу, коварные обвинения графини Вандаариффа и лорда Аксвита в том, что они убили герцога Сталмерского. Через несколько минут на аудиенцию пришел полковник Бронк и выслушал все оскорбления и обвинения, предназначавшиеся Аксвиту, чья просьба поставить королевскую печать была с негодованием отвергнута. Шофиль чуть не выдал их укрытия, хихикая над неудачей своего дяди. Дядя! Что, кроме жизни в постоянной зависти рядом с этим могущественным человеком, могло объяснить внутреннюю натуру Шофиля?
Свенсона передали гнусному Келлингу. Он вместе с двумя гренадерами отвел доктора в другую обитую пробкой комнату, наполненную печатной продукцией, относящейся к графу д’Орканцу и синей глине. Там были книги и документы, диаграммы, картины, а также какие-то полуобработанные куски меди и стали. Келлинг жадно отмечал, что привлекает внимание Свенсона, будто тот был пилигримом в алхимической аллегории, которому показывают стол, заваленный сокровищами, и выбор определит дальнейший путь его души.
– Лоренц. – Свенсон постучал по стопке заметок. – Выброшен из дирижабля в ледяное море.
Келлинг продолжал молчать. Свенсон перешел к следующей пачке.
– Фохтман. Убит выстрелом в голову в Парчфелдте. – Он улыбнулся Келлингу, как будто это было дружескими воспоминаниями. – Грей, убит в Харшморте кардиналом Чанем. И Крунер… о нем все время забывают. Потерял обе руки – они были превращены в стекло и отбиты. Умер от шока, как я предполагаю…
– Как насчет свадьбы? – Келлинг вытянул свою узловатую шею, как гриф-падальщик.
– Вы имеете в виду картину?
– А как вы думаете?
– Или ритуал, который на ней изображен? – Свенсон приятно улыбнулся. – Такой человек, как граф д’Орканц, будет рассматривать это как рецепт. Поскольку он был абсолютно сумасшедшим.
Свенсон вынул помятую сигарету и, не дожидаясь разрешения Келлинга, зажег ее. Он выпустил дым.
– Вы знаете, что случилось с графом?
– Он погиб на дирижабле, – ответил Келлинг.
Доктор Свенсон сделал еще одну затяжку и покачал головой.
– Нет, мистер Келлинг. Он в аду.
Гренадеры отвели его в другую комнату, собеседника отозвали, и, как показалось Свенсону, он был рад уйти. Келлинг был особого сорта выращенной при дворе жабой. С такими людьми доктору часто приходилось иметь дело, когда он охранял принца. Он чувствовал их неприязнь к себе, потому что самоуважение этих людей полностью зависело от одобрения хозяев, а раз Свенсон отказался от подобной безусловной преданности хозяину, они его воспринимали как прокаженного.