Последние слова повисли в воздухе, и Чань засомневался, не зашел ли он слишком далеко. «Интимный вопрос», прежде всего, означал какие-то скандальные обвинения.
– От архиепископа? – спросил дворецкий.
Чань серьезно кивнул. Дворецкий заскользил от него так плавно, будто передвигался не на ногах, а на колесах.
Кардинал молча стоял рядом со стражниками. Надежные стены способны заглушить даже звук выстрела. Он подумал, такой ли интерьер Селеста Темпл захотела бы выбрать для своего с Роджером Баскомбом дома. Дом – инструмент для реализации амбиций молодой женщины, претендующей на положение в обществе. Впервые он понял, что Селеста должна была вплотную заниматься этим перед тем, как Баскомб расторгнул их помолвку. Лежат ли все еще на ее письменном столе в отеле «Бонифаций» списки нужных вещей и запросы к торговцам или она их сожгла, так как стыдилась свидетельств своих прежних желаний?
Дворецкий вернулся, и тон его голоса был теплым, как кусок старинного янтаря.
– Если вы последуете за мной…
У кардинала Чаня бывали богатые клиенты, но он всегда имел с ними дело через посредников. В богатые дома он проникал, взломав замок или забравшись через окно, поэтому его опыт общения с женщинами из высшего общества был до крайности ограничен. Он знал, что существует особый свод правил, который жестко выполняется, и все же, когда Чань вошел в гостиную Аксвит-хауса, то был подготовлен к общению с женой нового главы Тайного Совета не более, чем к аудиенции у императрицы Японии.
– Он заявил газетам, будто поезда не останавливаются из-за бунтовщиков. Но в его дневнике записано другое. В действительности вся линия от Рааксфала до Орандж-Канала…
Когда Чань вошел, говорившая дама замолчала. Он узнал платье и волосы – это была та самая леди, которая вошла в ворота перед ним, но теперь все ее лицо, как и у других восьми женщин, находившихся в комнате, скрывалось под вуалью из тюля. Более того, несмотря на то что дама мелодично щебетала, пересказывая слухи, у Чаня сложилось впечатление, что его приход прервал официальный доклад.
Дворецкий представил его и выскользнул. Женщины разместились так, что нельзя было догадаться, кто хозяйка. Чань уважительно поклонился. Он не знал, как выглядит леди Аксвит.
– Как любезно, что вы пришли, монсеньор, – сказала женщина, сидевшая слева. Тесные бархатные рукава ее платья доходили только до локтей, обнажая предплечья. – Я не припоминаю вас в свите архиепископа, хотя ваше лицо невозможно забыть.
Она хихикнула, прикрыв рот рукой. Чань кивнул в ответ. Женщина хихикнула снова, как и несколько ее собеседниц.
– Хотите чая? – спросила еще одна леди, горло которой закрывала лента.
– Нет, благодарю вас.
– Тогда давайте прямо перейдем к интимному вопросу. Провокационный способ войти.
– И неприятный, монсеньор. – Женщина с тесными рукавами покачала головой. – Пагубная преамбула, использующаяся, чтобы оправдать все, что угодно.
– Даже присутствие солдат в чей-либо гостиной, – добавила женщина с лентой. – Для охраны, конечно. Вы тоже пришли защищать нас?
– Будучи знакомой с архиепископом, я не склонна ожидать благотворительности, – произнесла женщина с мандариновыми волосами, на этот раз ее голос уже не был мелодичным.
– Люцифера – такое имя звучит зловеще для священника, – заметила женщина с лентой на горле.
– Это латинское слово, означающее свет. – Чань обратился к женщинам, сидевшим в дальнем конце комнаты и пока молчавшим. – Как и Люцифер – «Рожденный светом», первый из ангелов. Некоторые говорят, что Дева Люцифера руководит казнями, свадьбами и возрождением. Ангел.
– Руководит как?
Эта женщина до сих пор молчала. Ее тусклые волосы цвета дерева, выбеленного морскими волнами, падали на соболий воротник. Довольно статная, не старая. Над воротником Чань заметил серебряное ожерелье с синими камнями.
– Руководит как? – повторила она.
– Некоторые назовут это алхимией. – Пренебрежительный ропот пробежал по комнате.
– Я уверена, что архиепископ не мог послать вас для обсуждения подобных запрещенных тем.
Чань молча подошел к ней. Он взял чашку с ее блюдца. Поднес к носу – запахов он не чувствовал – и принюхался.
– То, что вы прячетесь, показывает, что вы, хотя и в минимальной степени, осведомлены о рисках…
Он выплеснул содержимое чашки на пол, а потом уронил и ее саму. Она подпрыгнула на ковре, но не разбилась. Женщина рассмеялась.
– Если вы подозреваете чай, я уже обречена. Это была моя вторая чашка! – Другие женщины рассмеялись тоже, но вдруг их веселье пропало, когда они заметили, что, пока они рассматривали чашку, Чань вытащил кинжал из своей трости. Лезвие застыло в паре дюймов от ожерелья из синих камней, которое красовалось на шее – Чань был в этом уверен – леди Аксвит.
Чань продолжил, как и прежде, любезным тоном:
– После сумятицы в соборе как легко было бы для кого-то проникнуть сюда и лишить эту женщину жизни?
Он наступил каблуком на чашку и растоптал осколки.
– Вы так уверены в себе – в вашей разведывательной сети? Она вам ничего не сказала?
Леди Аксвит не сдержалась и притронулась к своему горлу.
– Она?
– Где графиня?
– Какая графиня? Кто вы?
– Некто, кто видел ее лицо на маске невесты.
– Какой невесты?
– Скажите ей. Она должна увидеться со мной – от этого зависит ее жизнь.
– Боюсь, что здесь нет графини…
– Не лгите! Где она? Графиня ди Лакер-Сфорца?
После гневного выкрика Чаня на мгновение воцарилась тишина, а потом все женщины разразились смехом.
– Она? Да кому она может понадобиться?
– Эта вульгарная итальянка? Она просто никто!
– Комнатная собачка Стракенцской! – выкрикнула женщина с лентой, спровоцировав новый взрыв смеха.
– Грязная венецианка, – сказала женщина с мандариновыми волосами. – У нее ум мартышки.
– Кто-то назвал вам ее имя? – спросила еще одна женщина. – Понт-Жюль? Или какой-то другой распутник с личным опытом?
– Один из часовых?
– Она отирается во дворце, будто это какой-то грязный проулок…
– Она дрянь во всех отношениях!
– Простолюдинка.
– Ужасная.
– Незамужняя.
– Опозоренная.
– Больная. Я знаю наверняка!
– В самом деле, монсеньор, – язвительно заметила леди Аксвит, – кто бы мог догадаться, что у Церкви есть такие мудрецы? Я хочу еще чая, хотя вы и лишили меня моей чашки! Бирнс! – Лысый лакей появился с новой чашкой и с чайником свежезаваренного чая и стал обходить комнату, подливая чай, как трудолюбивая пчела, кружащая над клумбой отцветающих пионов.