Четыре солдата устремились вперед. Чань только поднял руки.
Ноздри дамы раздувались от ярости.
– Я разрежу вас на куски.
Но солдаты схватили ее за руки.
– Гордыня, непомерная гордыня! – Голос Харкорта дрожал. – Мадам, неужели вы и впрямь настолько бесстыдны? Так высокомерны, что полагаете, будто никто не сможет вам противостоять?
– Освободите ее.
Фойзон стоял далеко позади солдат в открытой двери, но его голос заставил солдат замереть. Харкорт затопал по ступенькам, как рассерженный школьник.
– Позвольте! Я заместитель председателя Тайного Совета – и эта женщина… эта женщина…
– Отпустите.
– Вы знаете мистера Фойзона? – спросил Чань.
– Я надеялась, что его здесь не будет, – ответила графиня. – Но теперь ценю его больше всех других подручных.
Было очевидно, что Харкорт смертельно боится Фойзона, но у молодого человека было достаточно гордости, по крайней мере, за свою должность, чтобы проявить твердость.
– Эта женщина – убийца, шпионка и саботажница.
– Есть договоренность, – остановил его Фойзон с пугающим спокойствием. – Если она войдет в эти двери – я надеюсь, вы меня понимаете, – вы ответите лорду Вандаариффу, который будет очень недоволен.
Харкорт колебался.
– Но… наверное, ее можно задержать или, если нет, просто отправить в тюрьму Марцеллина…
– Нет.
Харкорт еще поколебался, а потом сдался. Графиня осторожно освободилась из рук солдат. Их глава повернулся к ней, его тонкие пальцы были сжаты в кулаки.
– Это еще не конец, мадам! Вас арестуют, вы будете повешены!
Графиня прошептала Чаню:
– Au revoir [4] . Помните о вашем обещании.
– Помните о вашем.
– Селеста Темпл будет доставлена доктору Свенсону.
– Живой.
Графиня рассмеялась:
– Педант. – Она опустила голову и ушла.
Чань знал, что дама лгала и что Селесту доставят к тому, кто, по мнению графини, принесет наибольшую выгоду, или, если таковых не найдется, она окажется в могиле. Это делало его миссию еще более важной. Он с удовлетворением отметил синяк под глазом у Фойзона.
Тот отобрал у кардинала трость, открыл ее и рассмотрел клинок. Чань показал на удаляющуюся фигуру графини.
– Если бы мой клинок был хотя бы наполовину таким же смертельным.
Уголок рта у Фойзона дрогнул в признание справедливости этого замечания. Игнорируя Харкорта, он кивнул солдатам, и Чаня отконвоировали внутрь дома.
Обновлен был не только фасад. Ковры лежали у стены, а пол был скользким, потому что его запачкала пыль свежей штукатурки. Харкорт исчез вместе с Фойзоном во внутренних комнатах дома. Несмотря на закрытую дверь, Чань слышал отзвуки их спора, пока ждал в передней. Он повернулся к ближайшему охраннику.
– Солдату не может нравиться выполнять приказы секретаря богача, особенно такого, как этот. Азиата.
– А вы разве сами не китаец?
– Вот поэтому-то я и знаю.
Солдат внимательнее рассмотрел Чаня.
– А вы точно китаец?
Фойзон появился снова, все еще сжимая трость Чаня.
– Держите его руки. Обыщите.
Солдаты представили Фойзону находки на своих раскрытых ладонях, словно на подносе: бритва, деньги, ключ, тюремный ордер, образцы стекла из комнаты Пфаффа, включая сломанный ключ.
– Выбросите это. И введите его.
В комнате, куда они вошли, находился мужчина с мешком на голове, привязанный к деревянному стулу с высокой спинкой. Его когда-то накрахмаленная рубашка была в пятнах крови, некоторые из них уже высохли и стали коричневыми, а другие все еще алели. То, что ему пришлось вынести, длилось часами.
Человек, поднявший голову, когда они вошли, начал волноваться, услышав приближавшиеся шаги Фойзона, и натянул крепко связывавшие его веревки. Голос Фойзона, как обычно, был тихим и казался почти добрым.
– Некто, кто поможет вам.
Босые ступни пленника дергались, пытаясь освободиться от веревок. Его голос был приглушен мешком, надетым на голову.
– Прекратите пытки! Никто не пришел!
– Клянусь богом! Вы добились своего с Лакер-Сфорца, но в этом случае вы переходите все границы, мистер Фойзон! Этот человек мой!
Харкорт стоял в дверном проеме с подкреплением: несколькими людьми из министерства, которые что-то бормотали, стоя за его спиной.
Фойзон кивнул на Чаня.
– А он – мой. Разве не может оказаться, что они знакомы?
– Возможно! Возможно! И пока мы все здесь, что же, задавайте ваши вопросы, но любая попытка отстранить Совет не пройдет. Мой пленник находится здесь только по личному приказу лорда Аксвита…
– Он здесь для того, чтобы мы могли узнать от него то, чего вы не смогли.
– Если вы их сведете вместе, они будут только лгать, и вам придется…
– Принять меры?
– Именно. И это будет не мое дело.
– Тем не менее этот джентльмен был вашим делом. – Фойзон вздохнул, указав на человека, привязанного к стулу. – И вы действовали довольно грубо.
– Он не джентльмен! – Взгляд Харкорта был суровым. Чань понял, что к пленнику применили дикие пытки именно из-за нерешительности Харкорта: жестокость была следствием разочарования от своей неспособности добиться результата.
Фойзон пожал плечами.
– Кровь у него такая же, как у джентльменов, но я не знаток этих различий. Я знаю, что кардинал Чань…
– Закоренелый преступник.
– Если вы под этим подразумеваете, что его будет труднее убедить, я согласен.
– Не говорите здесь, где он может вас услышать! – выпалил Харкорт. – Вы придали ему решимости, теперь он еще дольше станет держаться!
– Я не сказал ничего такого, чего бы кардинал не знал. Он также знает, что, как бы он ни сопротивлялся, я сломаю его. Единственный вопрос в том, насколько сильно он при этом пострадает.
– Если вы думаете, что мы пощадим вас, – обратился Харкорт к Чаню, решив все-таки поддержать Фойзона, – вы глубоко ошибаетесь. Государство в опасности. Интересы Короны. И, выступая против нас, вы действуете как обычный изменник.
Чань кивнул на пленника, привязанного к стулу.
– А он?
Фойзон стянул с головы пленника мешок. Мистер Фелпс поморщился от света, как будто тот мог ударить его. Побои, перенесенные Каншером в тюрьме Марцеллина, были пустяком по сравнению с тем, что выпало на долю Фелпса. Запекшаяся кровь покрывала его лицо. Один заплывший глаз был закрыт, из другого, хотя он и был открыт, сочился гной. Нос был сломан, а губы разбиты и рассечены.