— Зачем вы ущипнули меня за руку? — поинтересовалась Лисе, когда дверь за ними закрылась.
— Чтобы ты замолчала.
— Ну это-то я поняла. Но почему?
— Марчесса не одобрила рвения грума. Я хотела уберечь его от трёпки или, в конце концов, от выговора.
— Ох, — Лисе нахмурилась, осознавая это. — Простите, что я позволила ему побеспокоить вас. В конюшнях он казался безобидным. Мне понравилось, как он обращается к лошадьми. — Через секунду она добавила: — Хорошо, что вы отнеслись к нему по-доброму, не стали насмехаться и не отказали ему в просьбе. В этом нет никакой доброты.
— Он же приложил столько сил, чтобы сделать своё предложение как можно более привлекательным.
Лукавый блеск, вернувшийся в глаза Лисе, никак не вязался с её тоном:
— Это верно. И всё же… от этого стало как-то грустнее.
Исте оставалось только согласно кивнуть.
* * *
От того, как Лисе просто, без лишних церемоний подготовила её ко сну, у Исты стало легко на душе. Девушка весело пожелала ей спокойной ночи и отправилась спать в соседнюю комнату, чтобы в любой момент услышать зов госпожи. По просьбе Исты она снова оставила горящую свечу, и Иста, усевшись на подушках, принялась обдумывать открытия, которые принёс день.
Пальцы отбивали барабанную дробь. Исту обуяло то же беспокойство, что заставляло её без устали шагать вдоль зубчатых стен замка Валенды до тех пор, пока на ногах не образовывались волдыри, от туфель не начинала отваливаться подмётка, а фрейлины не принимались молить о милосердии. Это было хоть какое-то средство, способное приостановить поток мыслей, но всё же не избавить от него.
Несмотря на то что все происшествия, приведшие её в Порифорс, казались цепью случайностей, Бастард утверждал, что она оказалась здесь не случайно. Боги расчётливы, заметил как-то лорд ди Кэсерил, они готовы воспользоваться малейшим шансом. И он не прикидывался, — сам будучи человеком, осенённым богом, — что это великое благо. Иста усмехнулась, соглашаясь с ним.
Но всё же, как боги откликаются на молитвы? Количество молитв не счесть, а чудеса происходят крайне редко. Вероятно, боги сваливают свою работу на других. Ведь как бы пространен бог ни был, в единицу времени он может вместить лишь одну душу и проникнуть в мир сущего: через дверь, окно, трещину, щель, игольное ушко…
Демоны же, пусть их и легионы, не столь пространны, в их глазах нет бесконечной глубины, как в тех глазах, но они ограничены точно так же; разве что, могут прогрызть в краях своего живого существа отверстия и таким образом расширить свои владения.
Но у кого на совести те молитвы, что заставили её прийти сюда? Может быть, это были молитвы не конкретно о ней, а просто о помощи, и тот факт, что выбор пал на неё, — очередная злая шутка Бастарда. Она заведомо исключила лорда Иллвина, потому что считала, что он лежит без чувств, но, если Горам говорит правду, у его хозяина случаются периоды… если не вменяемости, то хотя бы бодрствования. И Горам сам обращался к ней с мольбами, если не словесно, то хотя бы действиями. Кто-то в качестве прощения положил белую розу поперёк пустой тарелки Иллвина. Леди Каттилара явственно тоскует о ребёнке, а её муж… не то, чем кажется.
Дурацкая идея отправить по дорогам Шалиона женщину средних лет, привести её сюда и зачем? Неудавшаяся святая, неудавшаяся колдунья, неудавшаяся рейна, жена, мать, дочь… ну, роль любовницы она на себя никогда не примеряла. В её ряду скорбей, это ещё хуже, чем неудача. Сначала, узнав, что лорд Эрис — родственник ди Льютеса, она решила что настал час божественной расплаты за её давнее, хладнокровное убийство и грех, о которых она поведала ди Кэйбону в Касилшасе. Боялась, что в наказание в ней воскресят застарелую вину: Принесите ведро воды для тонущей женщины!
Но теперь… кажется, все её эгоистические ожидания издевательски разрушены. Не она, а кто-то другой теперь центр внимания богов. Её губы изогнулись в горькой усмешке. А она всего лишь… кто? Та, кого искушают заняться любовью?
Конечно, искушают. Бастард прямо воспламенил её своим сладострастным поцелуем. Его ищущий язык нёс в себе и более таинственное послание, но эту часть его она восприняла очень ясно, и телом, и разумом.
Но ради чего будить в ней это спящее желание здесь, сейчас? Зачем вообще? В маленькой, захолустной Валенде не подавали блюд, от которых начинали течь слюнки, даже если бы проклятие не сковало Исту ниже талии так же, как и выше. Там её даже сложно было обвинить в невыполнении женского долга влюбляться. Она попыталась представить себе ди Феррея или ещё какого-нибудь господина из окружения провинкары объектом желания и фыркнула. Вот именно. Так или иначе, скромная леди должна жить потупив взор. Этому её научили ещё в одиннадцать лет.
Занятие, сказал Бастард.
А не любовное приключение.
Но что за занятие? Исцеление? Но если и так, то простым поцелуем результата не добиться. Похоже, при первой попытке она что-то упустила, что-то, что лежит на поверхности. Что-то неуловимое. Важное. Или скрытое? Но для второй попытки ей может не хватить смелости. Она пожелала, чтобы в следующий раз бог выражался яснее, но потом спохватилась и взяла желание обратно.
Но если ситуация и так настолько плачевна, то сможет ли она усугубить её ещё больше? Может, здесь она оказалась по тем же причинам, по каким молодые целители пробуют новые методики и лекарства на безнадёжных больных? И поэтому они не виноваты в своих — чаще всего неизбежных — неудачах. Умирающий в Порифорсе есть. Эта туго закрученная домашняя трагедия — всего лишь случай из практики. Два брата, бесплодная жена, замок… возможно, решение вовсе не за пределами её возможностей. Это не вопрос будущего целого королевства или судьбы всего мира. Не то, ради чего боги призвали её на службу в первый раз.
Но зачем в ответ на молитвы послать именно меня, если ты отлично знаешь, что без Тебя я сделать ничего не смогу?
Из этого можно было вывести очевидную мысль.
Если я не откроюсь Тебе, то Ты не сможешь поднять даже лист. Если ты не вольёшься в меня, я не смогу сделать… что?
Станут ли ворота для вылазки проходом или, наоборот, препятствием зависит не от того, из чего они сделаны, а в каком положении находятся. Свободная воля двери. Все двери открываются в двух направлениях. Она не могла быть уверена, что приоткрыв врата своей замкнутости и выглянув наружу, ей всё же удастся удержать крепость.
Но я не вижу…
Она по очереди прокляла богов в пяти стихах, в этакой злостной пародии на детскую молитву перед сном, перекатилась набок и накрыла голову подушкой. Я не сопротивляюсь. Я уклоняюсь.
* * *
Если какой-нибудь бог и проник в её сны, то Иста, раскрыв глаза посреди ночи, об этом не помнила. Невзирая на все призраки, бередившие ей ум, тело требовало своё. Она вздохнула, спустила ноги с кровати и пошла приоткрыть тяжёлую деревянную ставню, чтобы впустить немного света. Судя по серебряному блеску ущербной луны сейчас около полуночи, решила она. Ночь была тихой и ясной. Иста нашарила под кроватью ночной горшок.