— Когда для этого наступит время, — не очень корректно прервала его Анна, — мы непременно воспользуемся вашим предложением, но сейчас в этом нет необходимости. У Ванечки есть отец, и, я уверена, он возьмет на себя заботу о нем.
— Но, Анастасия Петровна, — голос Киселева зазвучал соболезнующе и укоризненно одновременно, — нельзя тешить себя бесплодными фантазиями. Вам стоит смириться с потерей, как бы велика она ни была.
— О чем вы, Николай Дмитриевич?! — воскликнула Анна. — Владимир жив, и я не только видела его так же близко, как вас сейчас, но и говорила с ним.
— Вы, верно, шутите? — смутился Киселев.
— Не надо подозревать во мне безумную супругу, которой чудятся видения, — улыбнулась Анна. — Я догадываюсь, чем вызвано ваше смущение, но, поверьте, я не сошла с ума. Наоборот, теперь я знаю все и еще сильнее, чем прежде, преисполнена желания помочь Владимиру Ивановичу. Тем более после того, как вы успокоили меня рассказом о благополучном возвращении моих близких в Петербург. Теперь я могу волноваться лишь о муже и прошу вас быть рядом со мной в этом деле.
— Так вы готовы мне все объяснить? — настороженно спросил Киселев.
Анна кивнула и стала рассказывать. Она не коснулась в своем повествовании только судьбы и подвига Энрике — и не потому, что его история могла бросить тень на нее саму. Анна не хотела бередить еще болезненные воспоминания и касаться столь тонкой материи, как любовь, каковая никогда не бывает однозначно прекрасной и незамутненной.
Выслушав ее, Киселев нахмурился, и какое-то время ходил по комнате, размышляя.
— То, что вы поведали мне, Анастасия Петровна, — наконец нарушил молчание граф, — очень важно и требует серьезной проверки. Но сейчас у нас нет для этого времени, и обстоятельства складываются не слишком благоприятно. Поэтому я вынужден верить вам на слово, хотя ваш рассказ представляется мне чем-то удивительным. Но все же я скорее склонен верить вам, чем сомневаться в подлинности этой истории.
— Неужели вы могли подумать, что я действительно приму за Владимира Ивановича кого-либо другого? — рассердилась Анна. — Я видела его и говорила с ним, хотя он не помнил меня и думал, что разговаривает с незнакомкой. И у вас не только нет права сомневаться в моих словах, но и времени для разного рода проверок. Жизнь моего супруга в опасности! Я уверена, что если задуманный господами революционерами план удастся, то Владимир либо погибнет, выполняя его, либо будет убит ими же после его исполнения.
— Узнаю почерк Мадзини, — вздохнул Киселев. — Но, видите ли, уважаемая Анастасия Петровна, весь ужас создавшегося положения заключается в том, что у меня нет ни возможности, ни полномочий для участия в этом деле.
— Что вы хотите этим сказать? — растерялась, Анна.
— Увы, — развел руками Киселев, — после всех парижских событий я остался один. И мое положение здесь совершенно неофициальное. Я — всего лишь частное лицо, которое, конечно, в силах предпринимать определенные действия, но в случае неожиданного результата я вполне могу оказаться не просто вне игры, но и вне закона.
— Но ваши связи… — прошептала Анна, чувствуя, что почва опять ускользает из-под ее ног.
— Сегодня страна находится в жесточайшем кризисе, — пояснил Киселев, — и, честно говоря, я пока не могу сказать, по какому пути она пойдет дальше. Выборы принесли совсем не те результаты, которых ждали организаторы революции. Кстати, Луи Наполеон отозвал свой депутатский мандат, но его имя уже становится новым знаменем нынешней Франции. К зиме ожидаются выборы президента республики, и никто не способен предсказать, как они сложатся в итоге. Я понимаю хитрый ход Мадзини и его польской спутницы — они метят в будущее, а невольное участие в этом преступлении барона может подвести Россию к опасному рубежу в отношениях с Францией. Но я здесь — всего лишь наблюдатель, к тому же сам находящийся под неусыпным надзором парижской полиции. Я могу строить какие угодно планы, но мои руки скованы.
— Но я в силах выполнять ваши поручения, — предложила Анна, — только помогите мне.
— Видите ли, баронесса, — замялся Киселев, — я еще не высказал вам самого главного возражения против моего участия в этом деле. Официально пока считается, что барон Корф погиб. Его спасению нет доказанного подтверждения, кроме ваших слов, конечно. И если господа террористы попытаются использовать человека, которого вы принимаете за своего супруга, против самого Бонапарта или, что еще хуже, его брата, который теперь сам член Учредительного собрания и весьма влиятельное лицо, финансирующее всю деятельность своего брата и наш, в политическом смысле, партнер, то…
— Что? — Анна не выдержала утомительной и страшной паузы.
— Поймите, — наконец решился Киселев, — если, как вы утверждаете, барон все-таки осуществит задуманное польскими бунтовщиками, мы не сможем защищать его. Если ваш муж станет покушаться на жизнь людей, о которых мы сейчас говорили, под своим новым именем, мы не станем раскрывать его инкогнито.
— Вы отказываете ему в помощи его родины?! — Анна не верила своим ушам.
— Да поймите же, — в голосе графа послышалось сильное напряжение, — если мы признаем, что он — русский подданный, барон Корф, сотрудник Министерства иностранных дел, то провокация, задуманная господами из Лондона, осуществится — на Россию ляжет несмываемое пятно позора и поставит нас на грань окончательного разрыва с Францией.
— А если они сами объявят, что подосланный к Бонапартам убийца — русский, и раскроют имя моего мужа? — не сдавалась Анна.
— Они могут говорить, что угодно, — пожал плечами Киселев. — Официально барон считается погибшим.
— Да как вы смеете! — воскликнула Анна.
Она хотела встать с кресла, но Киселев быстро подошел к ней и, положив ей руки на плечи, силой усадил обратно.
— Анастасия Петровна! — тихо, но жестко сказал он. — Не считайте меня извергом и расчетливым чиновником, который безразличен к своим людям. Вы прекрасно знаете, насколько я искренне уважал… — заметив, как вздрогнула Анна, он исправился: — Простите, уважаю вашего супруга. Но обстоятельства принуждают меня держаться в этой ситуации в стороне, ибо в любом случае, если неправедное осуществится, барон окажется виновным, и под любым именем.
— И что вы предлагаете мне делать? — Анна с вызовом посмотрела ему прямо в глаза.
— Есть лишь один способ избежать этой ситуации — разыскать его прежде, чем он выполнит свое задание, здесь, в Париже.
— А вам не кажется, что я еще более одинока и беззащитна в этой стране, чем вы? — Анна постаралась как можно больнее задеть самолюбие графа, но тот оставался сдержанным и непреклонным.
— Но вы не отягощены причастностью к государственной службе, — тихо сказал Киселев, — и у вас есть оправдание любым вашим поступкам, даже самым несуразным — вы потеряли мужа и ваши дети были увезены от вас без вашего ведома.
— Вы предлагаете мне сказаться безумной? — усмехнулась Анна.