Двойная западня | Страница: 29

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Жизнь научила.

— Жизнь учит быть добрее.

— Кого как. И чем все закончилось? Я так понял, что Кондрата сдал кто-то из дружков?

— Неинтересно с вами, Виктор. Все-то вы понимаете, ничем вас не удивить. Да, как-то раз в камеру Кондрату передали маляву, где говорилось, что предатель — Аркадий Поляк, он же Гусля. Кто сообщил, до сих пор не ясно. Более того, сам факт стал известен только три недели назад!

Наморщив лоб, Виктор произвел в уме несложные математические вычисления.

— Это Кондрат, значит, пятнадцать лет тянул от звонка до звонка, чтобы сейчас выйти, сделать Гусле предъяву и начать войну с предателями?

— Все несколько сложнее, Виктор. — Неверов прокашлялся. — Надо понять, что произошло за эти пятнадцать лет. «Кондратовские» остались без главаря, банда быстро разбежалась, и, как оказалось, это пошло парням на пользу. Началась серьезная бандитская война, в которой уцелели те, кто ни к кому не примыкал. Им оставалось только правильно вести себя во времена сворачивания всеобщего беспредела. В результате все трое вчерашних грабителей с большой дороги стали, как у нас водится, уважаемыми гражданами. Аркадий Поляк — мэр родного Новошахтерска, в котором он и его родственники контролируют весь мало-мальски доходный бизнес и решают политические, как теперь говорят, электоральные вопросы. Игорь Шеремет — крупный донецкий предприниматель, депутат областного совета, близок к губернатору. Но выше всех взлетел Евгений Большой — народный депутат; несколько лет назад он перебрался в Киев и теперь решает очень много вопросов. Ну а Саша Кондратенко за это время завоевал на зоне большой авторитет. Таких людей называют харизматичными. Он присматривался к тем, кто собирался на волю или садился ненадолго, и, когда полгода назад вышел, его на свободе ждала настоящая армия. Пускай маленькая, человек тридцать, но зато, как мы с вами убедились, вполне боеспособная.

— А эти подробности откуда?

— От самого Кондрата. Чуть больше трех недель назад он сам выложил все это Шеремету в моем присутствии.

— Значит, они встретились? И Поляк при этом был?

— Нет, Поляка как раз не было. Кондрат дал о себе знать Валету. Причем при любопытных обстоятельствах: почти сразу после громкого ограбления инкассаторской машины в Мариуполе.

— Об этом я как раз слышал.

— Все слышали. К донецким делам моего шефа это не имело отношения, хотя у него есть дела с банком «Азов». Но тогда, я помню, Шеремет бросил мимоходом: мол, хорошо продуманная операция, был бы Кондрат на свободе, на него бы подумал.

— То есть Шеремет, друг юности Кондратенко, не знал, что тот освободился?

— Пятнадцать лет — это и много, и мало. Сначала никто из троих не поддерживал с ним связь по понятным причинам: сами не хотели попасть под раздачу. Потом началась стрельба и троица занялась собственным выживанием. Дальше — новая жизнь, карьера, семьи, уважение в обществе, авторитет… Это все не вяжется с каким-то уголовником по кличке Кондрат.

— Хорошо, допустим, — проговорил Виктор, все больше втягиваясь в разговор и не замечая того. — Кондрат не дает о себе знать, а затем вдруг назначает Валету встречу. Зачем?

— Спросить, знает ли Шеремет о давнем предательстве Поляка.

— И что Шеремет?

— Очень удивился. Сначала — явлению Кондрата, которого считал уже призраком прошлого. Потом — истории предательства пятнадцатилетней давности.

— Так. Чего хотел Кондрат?

— Наказать Гуслю. Но уже перегорел убийством. Теперь ему нужно какое-то подростковое кино: чтобы все четверо собрались, как раньше, чтобы Поляк покаялся перед пацанами и чтобы те сами решили, как с предателем поступить. Даже решение предлагал: Кондрат хочет свою долю в бизнесе Поляка, сферу влияния в Новошахтерске, ну и пятнадцать миллионов долларов компенсации.

— По «лимону» за год?

— Вроде того. Валет сказал, что он ненормальный. И что ни он, ни Поляк, ни тем более Большой его не сдавали. И что он сам пытался выяснить, где сидит Кондрат, даже письма писал, только ответа не получал. На что Кондрат заявил: ни одного письма не было, с воли ему вообще только новые друзья писали. Слово за слово — мой шеф начал терять терпение, заводиться. Кондрат, наоборот, сохранял спокойствие. Тогда-то Кондратенко и объявил: у него три десятка стволов, денег на первое время хватит. И упомянул мариупольское ограбление. Если Гусля не примет его ультиматум, он скоро поставит Новошахтерск раком. Как я говорил, Кондрат уже начал действовать. Если нужно формальное подтверждение моих слов, пожалуйста: все четверо бойцов, которых вы уложили на свадьбе, в разное время сидели в одной колонии с Кондратом. Молодые, да ранние.

— Судя по всему, мужик не остановится.

— Верно. Александр Кондратенко — на удивление цельный человек.

— С Поляком разговор был?

— Обижаете! К чести Гусли, он готов помочь старому другу всем, чем может. Даже деньгами или долей в бизнесе. Вот только его условия неприемлемы.

— Почему? Разве в его ситуации есть смысл торговаться?

— Как раз в его ситуации есть смысл. Дело в том, что Поляк утверждает: не он тогда подставил Кондрата.

— Это не я, дяденька… — задумчиво произнес Виктор.

— Где-то так. И не ясно, врет Поляк или нет. С одной стороны, насколько я его знаю, на него это не очень похоже — подставлять товарища, да еще так внаглую. С другой — тогда парни были моложе, им грозила реальная опасность… Все могло случиться.

— Почему же Кондрату указали на Гуслю как на предателя?

— Тоже загадка. Но факт, что Кондратенко этого не выдумывал. Он пятнадцать лет жил мыслью о мести, и теперь Поляк с Шереметом дают ему для этого все основания. Короче, Поляк признал бы свою вину перед старым другом, чтобы не допустить кровопролития. А кровь пустить Сашка Кондрат ох как способен! Вот только вины своей Поляк не видит. — Неверов выдержал паузу и повторил: — Не видит ее, вины этой самой, понятно вам? Ситуация глупая и опасная, сами понимаете. Признать то, чего не делал, ради сохранения мира в регионе — значит отдать часть бизнеса уголовнику, только недавно вышедшему из колонии, да еще заплатить ему огромные деньги. Плюс выставить себя предателем, что невыгодно в принципе. Не признать — дать отмашку военным действиям, в ходе которых, Виктор, шансов уцелеть у господина Поляка очень мало.

Хижняк повертел в руке пустую кофейную чашку.

— Скажите, а вот если взять и разобраться в той ситуации? Провести какое-то расследование, может, даже официальное, у вас же в регионе возможностей хватает… Попробовать еще раз вычислить крысу. Если это и впрямь не господин Поляк, конечно… Короче, расследовать то давнее дело и выдать предателя Кондрату вместе с доказательствами? Как, слабо?

— Было бы неплохо, — вздохнув, ответил Неверов. — Только на это нужно время. Черт его знает, чем все закончится, и вообще, закончится ли это чем-нибудь. Кондрат ждать не собирается. Он уже осаждает Новошахтерск, и тут я не делаю из мухи слона, Виктор.