— За два месяца невозможно перепродать уникальные объекты. Это не копеечные дачки.
— Продай их за копейки. Тебе надо замести следы.
— В них вложено столько… Ты знаешь, что такое реставрация памятников архитектуры за границей?
— Отлично. Разыграй из себя мецената, заботящегося о достоянии Российской собственности. Для того и приобретал, чтобы возродить. Но только прокурор тебе задаст вопрос: «Где вы взяли пять миллионов евро, чтобы восстановить усадьбы на Лазурном берегу? Пожертвование? Ладно, спасибо, вы настоящий патриот». И ты лично вручишь ключи от усадьбы премьер-министру. Может, тебе медальку дадут за заслуги перед отечеством. Проблема в том, Костя, что такие хоромы за рубежом могут себе позволить только наши олигархи, но они в курсе событий и ничего у тебя не купят даже за гроши. Твоя задача — уничтожить русский след, а не продолжать его.
В кабинете повисла тишина. Следователь опять начал играться с ручкой. Вдруг, рука его застыла на месте.
— Кажется, у тебя есть дочь?
Вербин поднял глаза на следователя. Впервые их взгляды встретились.
— Да, есть. И за нее я больше всего беспокоюсь. Она может угодить под каток.
— Замужем?
— Нет. Достойного не нашлось.
— Пусть срочно выйдет замуж. Лучше за иностранца, это позволит ей сменить фамилию. Продай ей всю недвижимость за гроши, а она выставит ее на аукцион, но уже как миссис Смит или что-то в этом роде. Вполне приемлемый ход, если ты доверяешь своей дочери. Пусть уезжает из страны. Так и тебе будет спокойнее.
Вербин ничего не ответил. Он протянул следователю пропуск, и тот подписал его на выход.
Когда Ева приезжала навестить отца, они любили ужинать на балконе, болтали и обсуждали общие дела. В роскошном генеральском доме на Таганке на балконах можно высаживать сады. Летом туда выставляли столы, стулья, ставили диваны, делали навесы и даже спали там. Ужин заказывали в ресторане, но от услуг официантов, как правило, отказывались. Отец и дочь говорили на темы, не терпящие чужих ушей. Вот и на этот раз Вербин, забрав Еву от ее дома, заехал в ресторан, чтобы заказать ужин. Кто такой Вербин, там знали, как и все те, кому это следовало знать — врачи, юристы, другие персоны, в услугах которых нуждался серый кардинал, ведающий столичным имуществом. Долго ждать не пришлось. Ева только успела постелить скатерть, достать приборы, а отец откупорил вино для себя и шампанское для дочери. Зажгли свечи. Над Москва-рекой заходило солнце.
— Я был в прокуратуре и разговаривал с Аркашкой Полуяновым. Ты знаешь, о ком я говорю.
— Да, кажется, ты нас знакомил. Этот тип запугивает наших клиентов, и те начинают пороть горячку.
— Верно. Я использую их страх, а ты обрабатываешь их жен.
— Ты дал ему новое задание?
Они выпили. Отец почти ничего не ел, вид у него был озабоченный. Ева не стала задавать вопросов, она не любила торопить события, знала — важно уметь слушать, и тебе все расскажут.
Вербин закурил и, глядя на побагровевшие воды реки, тихо заговорил:
— Теперь он пугал меня и, кажется, немного преуспел. Аркашка не владеет всей информацией, он получал ее от меня в нужных дозах, чтобы шантажировать наших потенциальных клиентов. В суть вопроса никогда не вникал, получал свою мзду и ждал следующего задания. Терять такой источник доходов, как я, ему не резон, ведь он ничем не рисковал. Взяток не берет, а работа на меня — не есть преступление. Все, что он делал, ни в одной статье не прописано. От него требовался только его кабинет и мундир полковника юстиции. Срабатывало безотказно.
— Складывается такое впечатление, папочка, что ты меня сватаешь. Этот парень мне не интересен, зря ты его пиаришь, тратя прекрасный вечер семейного ужина.
— Ужин лишь повод, моя милая. А Полуянов — присказка. На меня завели дело.
— Странно, что не сделали этого раньше. Дело завели не на тебя, а на твою должность. Люди, занимающие такие посты, своей смертью не умирают и на пенсию не уходят. Их либо сажают, либо устраивают им пышные похороны. Ты это знал, когда вступал в зону повышенного риска.
— Конечно. Я обеспечил себе тылы, но тут речь идет о непредусмотренном варианте.
— Такого быть не может, чтобы ты да что-то упустил.
— Упустил. Интерес премьер-министра к зарубежной недвижимости.
— Чьей? У наших бизнесменов квартир и домов в Лондоне больше, чем в Москве, а дач и вилл на Средиземном море не счесть.
— Все так, но я говорю о государственной собственности. Аркашка не обрабатывал Селиверстова, но знает все о его деятельности и смерти. Он никогда не слышал о Поперечном, но знает, что Алешка рухнул в шахту лифта. И наконец, он передал мне список восьми из двенадцати усадеб за бугром. А это уже не шутки. Информация была засекречена, в реестрах моя недвижимость не значится. Получив документы, я их сразу уничтожил, но сыщики нашли копии. Начался обратный отсчет времени. Его не так много осталось. С учетом волокиты и нашей бюрократии у меня не больше двух месяцев. И крах грозит не только мне, а всему моему окружению. Тем, кто может перехватить мое наследство, мои архивы. Щадить никого не станут. Ставки слишком высоки.
— Значит, и я оказалась под ударом?
— Ты и даже Катя.
— Она работает в контрразведке ФСБ. Кто ее тронет?
— Им плевать на это. Киллер удостоверения не спрашивает, он стреляет. Все знают о наших отношениях. Конечно, ей не просто сменить имя и уехать из страны — обвинят в измене Родине, но ты это можешь сделать. Надо выйти замуж за иностранца. Купчую на все мое имущество оформим на тебя, а ты перепродашь его через аукционы. Другого выхода я не вижу.
— Почему за иностранца?
— Только так можно уничтожить русский след.
— Какое бы имя я ни вязла, корни проследить нетрудно. Нужен человек, с которым тебя невозможно связать, тот, кто не знает тебя. Сейчас ты думаешь о том, как сохранить свою недвижимость, а надо думать о собственной шкуре, и не только твоей, но и моей.
— Я не могу доверить недвижимость постороннему. Это сотни миллионов долларов, все мое состояние. Проще вернуть земли и дворцы государству.
Ева налила себе шампанского и подошла к перилам солярия.
— Ты сейчас на взводе, плохо соображаешь. Вернешь свои владения родине или нет, значения не имеет. Ты засвечен и становишься опасен, даже если отмоешься. Нельзя раздевать человека до гола, сам об этом говорил. Голодный пес опасен. Ты превратишься в загнанного зверя, лишенного всего, но с вагоном компромата на своих хозяев. Этакий ходячий динамит! Такие люди не живут. Меня тоже не пощадят. О Катьке я не думаю, сама о себе позаботится. А впрочем, ей не надо ничего знать. Начнет мельтешить и все испортит.
— Хорошо, хорошо, но что ты предлагаешь?