Но это так просто! Каждая женщина может посмотреть на мужчину, как будто он сейчас с ней в постели, — я так предполагала. Попробовала посмотреть на одного человека так, как будто он со мной в постели, здесь и сейчас. Человек удивился, сказал — что ты смотришь на меня как обезумевший баран? Неплохое обозначение моей сексуальности и обаяния — обезумевший баран. Так что нет, не каждая. Как ни крути, получается тайна, секрет. Лиля — это Лиля, а Эльза — как все, как я.
А Лиля… «У нее карие глаза. Она большеголовая, красивая, рыжая, легкая, хочет быть танцовщицей». «Л. Брик любит вещи, серьги в виде золотых мух и старые русские серьги, у нее жемчужный жгут, и она полна прекрасной чепухой, очень старой и очень человечеству знакомой. Она умела быть грустной, женственной, капризной, гордой, пустой, непостоянной, влюбленной, умной и какой угодно».
…Маяковский сказал: «Можно посвятить вам?», забрал тетрадь у Осипа и написал над заглавием «Лиле Юрьевне Брик». А потом назвал этот день, знакомство с Бриками, «радостнейшей датой». В этот день образовались два любовных треугольника: «Лиля-Маяковский-Эльза» и «Лиля-Маяковский-Брик».
Эльза, через много лет: «Маяковский безвозвратно полюбил Лилю». Какое красивое слово, красивое и безнадежное. Я бы не хотела полюбить безвозвратно, и я бы не хотела, чтобы меня кто-нибудь полюбил безвозвратно, это красиво, но страшно, как билет в один конец.
Маяковский полюбил Лилю безвозвратно. Но тут что важно — каким Маяковский пришел к Лиле.
«…Она умела быть грустной, женственной, капризной, гордой, пустой, непостоянной, влюбленной, умной и какой угодно… А он был плебей…»
Да, она — какая угодно, это понятно, а он, почему он плебей?..
ЧЕЛОВЕК, 13 ЛЕТ
Сегодня была ссора. Когда бабуля пишет про раннюю лирику Маяковского (это когда у них с Лилей начинался роман, в 15-м году), она на глазах наливается злостью. Не знает, к кому прицепиться, обводит комнату глазами, натыкается на меня — и все, начинается… А сегодня она наткнулась еще и на Сережку. Вышла на кухню, а мы там едим котлеты, и Сережка читает мне свои стихи. Она вызвала меня в комнату и прошипела: «Это довольно дурной тон!»…
Что я такого сделала? Все. Все, что я сделала, дурной тон: привела в гости мальчика без предупреждения, была слишком нарядно одета, не представила его по всей форме. Все, что сделал Сережка, тоже было «дурной тон». Не встал, когда она вошла. Конечно, не встал, когда она, как фурия, влетела на кухню. А наоборот, сжался, надеялся, что его не заметят. Почесал нос — это вообще ужас! Не знал ни одного стихотворения Маяковского, даже не знал, кто написал «Крошка сын к отцу пришел…» — фу! И, кстати, съел все котлеты. В общем, Сережка тоже дурной тон.
Это сегодня было ее любимое слово. Лиле тоже досталось. Отругав меня, она принялась за Лилю. Ворчливо сказала, что все, что происходило между Лилей и Маяковским в начале романа, — дурной тон. Она, конечно, имела в виду, что дурной тон задавала Лиля. Она была взрослая и могла бы не водить его в дом свиданий, где золотые канделябры и красный бархат, — это дурной тон… Ох, как бы я хотела когда-нибудь попасть в настоящий дом свиданий с золотом и красным бархатом… Да.
Так вот, она считает, это Лиля поощряла Маяковского к безумным поступкам. Она считает, что Лиля могла бы как выключателем повернуть — сделать его потише, потише, а делала погромче, потому что ей нравились эти внезапные звонки, уходы, возвращения, нравилась бешеная игра в карты и даже его угрозы покончить жизнь самоубийством. Ей нравилось, что между ними такие дикие страсти, а дикие страсти — это довольно дурной тон.
Но ведь все, что по-настоящему происходит между двумя людьми, если они уверены, что никто не подглядывает, можно назвать довольно дурной тон. По-моему, настоящие отношения всегда не прекрасны, в них много того, что человек вроде бабули, состоящий только из поэзии Маяковского, назовет «дурной тон». Например, секс: если посмотреть со стороны, это совсем не прекрасно. Я много знаю про секс, потому что бабуля со мной обо всем разговаривает.
— А твой любимый Михаил Кузмин? — назло спросила я.
— Что? — всполошилась бабуля. — Прелестный лирик, очаровательный, тонкий человек…
Я молчала и только громко намекала взглядом, что Кузмин был гомосексуалист. И если представить себе его эротическую жизнь в картинках, то она, по бабулиным понятиям, тоже довольно дурной тон.
— Дурной тон — говорить о чьих-то сексуальных предпочтениях. Запомни, люди — разные, — строго сказала бабуля.
Вот именно, разные. Сережка — тоже разный. Подумаешь, съел все котлеты, подумаешь, без ножа, подумаешь, почесал нос, подумаешь, не читал Маяковского.
— Вот если бы я привела домой человека, который все время моет руки? И он бы принес с собой свою чашку и пил из нее чай, потому что боялся заразиться?
— А? — подозрительно сказала бабуля.
— Если бы я привела домой такого человека, ты бы сказала, что у него невроз или просто он псих. А это — Маяковский.
Бабуля, конечно, сразу поняла, к чему я клоню. Это Маяковский все время моет руки, носит с собой свою кружку, возит с собой повсюду надувную ванну, чтобы садиться в свою личную ванну, а не в казенную, в казенную ведь, страшно сказать, усаживалась чужая попа!
А Сережке нельзя даже почесать нос! Он наверняка не побоится плюхнуться в чужую ванну и бесстрашно трогает дверные ручки.
А сама бабуля? Я недавно поймала ее на том, что она смотрела в зеркало и говорила сама себе нежные слова. Она сказала сама себе: «А я еще ничего».
Так что все хороши. И, если подумать, какую гадость мог трогать человек, прикасавшийся до нас к дверной ручке или кнопке лифта… Фу!.. Мы об этом не думаем, а Маяковский думал. Люди думают о разном и разного боятся. Лучше, чем сразу невроз, или псих, или дурной тон, принять, что все люди неодинаковые.
Примером Маяковского я прижала бабулю к стенке! Она согласилась, что Сережка — это не дурной тон, а люди разные. Дурной тон — говорить о Сережке, что он дурной тон. Только потому, что он не читал Маяковского и съел все котлеты. Маяковский, кстати, и сам бы на его месте съел все котлеты.
Так редко бывает, что я победила… Поэтому я решила закрепить успех и сказала: «Вот ты говорила, что Лилин рецепт „как соблазнить мужчину“ — дурной тон. Рецепт такой: надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают. А я попробовала — всего-то один раз сказала Сережке, что он особенный и у него гениальные стихи, а все остальные — дураки. Так он теперь ходит за мной и смотрит на меня, как будто это я — особенная!»
Я победила.
Ну что тут скажешь?.. Человек, 13 лет.
Каким Маяковский пришел к Лиле?
Ну, самое главное — он был очень красив.