— Как? — тупо обнимая березу, поинтересовался парикмахер.
— Вечерней лошадью до Петербурга, оттуда паромом до Калининграда и в Германию. Чем больше остановок, тем больше вероятности стряхнуть хвост.
— А ты? А я? А Жора?
— Много текста, — оборвала я. — Давай кончай березу мять, пошли к машине. Если Полина узнает, что мы обнаружили в квартире, то не сможет вывести машину из гаража. Там узкие проезды. Ничего ей не докладывай об убийстве Марины. Пусть спокойно доедет до дома, и там мы расскажем ей и Жоре все сразу.
— Она догадается, — печально произнес Стелькин. — Как меня увидит, тут же все поймет.
— А ты не светись. Сиди в моей машине, пока мы в гараж не спустимся. Потом в «форд» пересядешь. О’кей?
— Угу, — кивнул он и вздохнул, как бычок на бойне.
И мне до слез стало жалко нас всех.
…Полина встретила меня раскрытой дверью.
— Ну как? Нашли?! — спросила с порога.
— Рукописи нет. Закрываем квартиру и к тебе.
— А эти… наблюдатели еще там? — обеспокоенно спросила мадам.
— Там, — сухо кивнула я и заперла замки. Проходя мимо охранника на вахте, я машинально сказала:
— До свидания, Игорь Николаевич.
Очки я нацепить забыла, Игорь Николаевич сделал движение губами, но ничего путного вслух так и не произнес. Остался сидеть за конторкой и думать: послышался ему голос Ивановой из четырнадцатой квартиры или это ее активно пьющая родная тетя из Тамбова так похоже попрощалась?
Гоша не внял моим просьбам, не усидел в «ниссане» и трясся возле запертых дверей «форда».
— Что это с ним? — усаживаясь за руль, удивилась Караулова.
— Нервный очень, — в прежнем, сухом тоне ответила я и напомнила: — Осторожнее. Не дергайся. Спокойно едем домой и никуда не торопимся. Топтуны нас любят до тех пор, пока мы их уважаем и не бегаем. О’кей?
— Знаю, — поморщилась Полина и очень ловко вывела машину из гаража.
Я и Гоша двумя соляными столбами застыли на заднем сиденье и слепо таращились вперед. Я на затылок Полины, Гоша — на дорогу.
— Что-то странные вы какие-то, — пробормотала мадам и остановилась под светофором. — Вы ничего от меня не скрываете?
— Желтый, Полина, не отвлекайся, — посоветовала я и вернулась в ступор.
Больше всего на свете мне хотелось сейчас очутиться в собственной ванной, среди пузырьков джакузи и пара. Спрятаться под шапкой пены, послушать что-то успокаивающее, например Бранденбургский концерт, и даже поплакать. Я устала, я снова была загнанной лошадью, снова едва дышала от страха, но теперь бежала в табуне. И что хуже всего — очутилась во главе этого табуна. Так что, если я позволю себе спрятаться в слезы, «шахматист» пристрелит каждую из бегущих лошадей.
До самых ворот дома мы ехали молча. Полина так обеспокоилась нашим странным видом, что о слежке забыла напрочь. Смотрела только в зеркальце на нас и хмурила брови.
Она сама распахнула ворота, завела машину во двор и помогла мне выйти из салона.
— Что случилось?! — со стоном произнесла она и посмотрела на бледно-зеленого Стелькина, ползком покидающего автомобиль.
— Кошелькову убили, — без всяких предисловий, видя, что мадам и так ко всему готова, объяснила я. — Мы нашли ее труп в квартире.
— Боже! — прошептала Полина, глаза ее широко распахнулись, и, зажав обеими ладонями рот, она вновь прошептала сквозь пальцы: — Боже…
— Пошли в дом, — хмуро предложила я и первой взошла на крыльцо.
Через десять минут Полина, Жора и я со стилистом — умытые и влажные — сидели в гостиной над рюмками бренди.
— Вам всем надо уезжать из города, а лучше из страны, — говорила я. — Все оказалось гораздо хуже и серьезнее, чем можно было предположить. Ставки возросли. На шее убийц уже два трупа.
Спиртное забирало только Гошу, он пьяно икал и настойчиво гнусавил:
— Надо идти в милицию, надо идти в милицию…
— Заткнись! — прикрикнула Полина. — Сонь, а как мы вывезем Жору?
— Да хоть в багажнике, — пожала я плечами, — он возражать не будет. Присутствие ряженого у подъезда показывает — «они» не знают, кто конкретно сгорел в доме. Толик или Жора? И ждут любого из них.
— Разумно, — согласилась Полина. — А Стелькина куда? Стелькин, у тебя шенгенская виза есть?
— Не-а, — помотал головой стилист.
— В Турцию поедет, — строго сказала я. — Деньги есть?
— Не-а.
— Я тебе дам.
— Благодетельница ты наша. — Стелькин ернически поклонился и чуть не упал с дивана.
Жора подхватил его за шкирку, поправил, и парикмахер припал к его богатырской груди, постоянно икая и всхлипывая.
— Н-да, — пробормотала я, — это заразно.
— Что? — с некоторым испугом уточнила Полина.
— Неприятности и глупость. И главная дура здесь я.
— Почему?
— Надо было сразу к Ивану Артемьевичу идти. А я в шпионов заигралась.
— А кто это Артемьевич?
— Наш милицейский генерал.
— А-а-а, — уважительно протянула Караулова, — это величина. А может, еще не поздно? К Артемьевичу…
— Не знаю, — честно ответила я. — С повинной никогда не поздно. Но убьют.
— Кто?
— Наш «шахматист». Ему терять нечего. Ему пожизненное светит. Организация какой-то аферы, подрыв дома и так далее. — И треснула себя кулаком по колену. — Эх, если бы я только была уверена!
— В чем? — Все это время разговаривали только я и Полина.
— В Назаре.
— А ты не уверена?
— Нет. Он умный. И враг у нас умный.
— А договориться типа можно? — подал голос Жора.
— Не знаю. Может быть, и нельзя. Слишком много всего произошло… И выход, похоже, один, — наконец решилась я. — Вы уезжаете из страны, я иду сначала к генералу, потом — к Туполеву. Если Назар прикроет, меня не тронут. Не решатся. Туполев фигура серьезная, с ним не ссорятся, не воюют…
— А если это, — округлив глаза, проговорила Полина, — он?!
— Тогда будете настаивать на моей канонизации, — усмехнулась я. — И носить цветы к памятнику…
— Со-о-о-офья! — Стелькин разродился утробным воем и сделал попытку перепасть с бандитской груди на мою. Округлую и местами святую.
— Жор, уложи его спать, — мягко отстраняясь, попросила я. — Что-то он у нас совсем расклеился.
Бандит нежно взвалил стилиста на плечо и потопал к лестнице.
— Я тебя уважаю, — вися носом вниз, закончил свою мысль Стелькин и, кажется, начал засыпать ногами вверх.