— Назар, — я опустилась на колени перед креслом, осторожно вынула из его руки бокал и поставила его на столик, — ты не должен себя так корить. Его убил не ты.
Туполев упрямо помотал головой:
— Я. Я пригласил его сюда. Он остался бы жив, не приехав в этот чертов отель…
— Неизвестно, — тихо возразила я. — Мы ничего не знаем о «шахматисте» и его намерениях. Может быть, мы только перенесли место казни в этот отель?
— Эх, Софья, — протяжно вздохнул Назар и грустно посмотрел мне в глаза.
У каждого мужчины, будь то президент или распоследний вокзальный бомж, случаются моменты, когда ему требуется рядом просто женщина. Внимательная, любящая и готовая принять на грудь усталую голову. Не бывает исключений. Не бывает мужчин всегда, на сто процентов остающихся президентами, банкирами или боксерами с расплющенными ушами. Где-то глубоко внутри каждого мужчины сидит маленький мальчик. Он почти не высовывается, он давно ушел и остался в розовом детстве. Но если надо — он возвращается. Хоть на мгновение. Все люди одинаково устроены и родом из детства. Вопрос только в том, как далеко этот мальчик унес с собой детские страхи…
Но это уже Фрейд.
А у меня Туполев. И его растерянный взгляд я приняла как награду. Он выбрал меня. Если бы это было не так, он ни за что, ни на мгновение не позволил бы себе стать слабым. Не показал бы растерянность и не смотрел сейчас на меня, как обычный смертный, а не Ковбой-Мальборо. Он слишком себя уважал. Не думаю, что его мама или… Ульяна в обозримом прошлом видели его таким — очеловеченным до судорог лица. Я не раз слышала от Ирины Яковлевны упрек в адрес сына: «Человек-Топор, неужели я его родила?!»
А Ульяна… Что ж, ее рядом не было.
Я взяла лицо Назара в свои ладони, установила прямо перед собой и спросила:
— Назар, ты мне веришь? Ты веришь, что я способна помочь?
Его губы куда-то поплыли, и я встряхнула любимую голову:
— Ты мне веришь?!
— Да.
— Тогда ни о чем не беспокойся. Прекращай пить и ложись спать. Мы с Антоном во всем разберемся.
— С Антоном? Ты? — усмехнулся Назар.
— Мы. — Это местоимение я произнесла тоном директора школы для трудных подростков. — Ложись в постель. Тут и дел-то на пару часов, ты даже выспаться не успеешь. — Голова в моих ладонях покачалась из стороны в сторону, и я пошла на обман. — Я уже почти все знаю, осталось только подтвердить… Сейчас мы уедем, ты ляжешь спать. Пожалуйста. И не пей больше, вечером тебе потребуется весь арсенал. Ведь ты у нас главный. Или как?
— Слушаюсь, мой генерал, — усмехнулся Туполев.
Пожалуй, мне удалось отвлечь его от тягостных мыслей. Назар, шатаясь, поднялся из кресла, я проследила, как он расстегивает рубашку и добирается до брюк, затем тихо вышла из номера. Вышла, оперлась спиной о дверь и перевела дух.
Кошмарная ситуация. Человек-Топор расклеился. Хорошо, что я и в самом деле знаю, в каком направлении двигаться дальше. Этой ночью, на грани сна, я уже делала разбор полетов, недоумевала по поводу действий Назара Савельевича и думала о том, как поступила бы сама, имей в распоряжении туполевский арсенал. Я человек трусоватый, невзирая на все подвиги. Я на кавалерийскую атаку не горазда, мне легче огородами, потихоньку, и чтобы со всех сторон прикрывали матерые профессионалы.
Испытывая несколько материнские чувства, находя в себе что-то от кошки, у которой обидели котенка, я бежала по коридорам до террасы и думала о том, что скажу моему оловянному взводу. Сказать надо было много, но быстро. Для того чтобы качественно взбаламутить нервы врага и выманить, заставить его показаться наружу, всегда требуется резерв времени. А его у нас практически не осталось. Скоро удержать всех этих людей на месте будет просто невозможно.
— Полиночка, ты мне очень, очень нужна, — мяукнула я на ходу и резво сбежала по ступеням. Пробежала метров двадцать, встала за скульптурной композицией «схематично обозначенные гранитные влюбленные» и, дождавшись Аркадьевну, приступила к объяснению наиважнейшей, архисложной задачи: — Полина, твое соло станет центральным звеном сегодняшних событий. Сосредоточься и слушай очень внимательно. — Аркадьевна подобралась и посмотрела на меня глазами новобранца, получившего вместо нагоняя и винтовки похвалу от командира и станковый пулемет. — Сейчас я и Антон уедем в город. Ты, желательно бы прилюдно, отдашь мне ключи от твоего дома. После этого, как я надеюсь, последуют вопросы: «Куда это Софья? Зачем? И что случилось?» Ты ответишь так: в твоем доме собираются проводить следственный эксперимент. Мол, вероятно, Назар Савельевич обещанные мощности к расследованию подключил. Поняла?
Потом тебя, скорее всего, спросят, почему для сопровождения мощностей по дому выбрали Софью, а не Полину Аркадьевну, хозяйку дома. Тут ты ничего не отвечай, пожимай плечами и делай страшные глаза. Чем больше туману, тем лучше. — Говоря все это Полине, я постоянно думала о том, что мы до конца не знаем, кого вчера ночью хотели отравить — ее или Стаса. Подряжая Полину на роль собачки, облаивающей нору зверя, я очень осторожно подходила к сценарию. Если она изрядно потрудится над первостепенной задачей, а потом юркнет в кусты, — ничего не знаю, ничего не понимаю, — до моего возвращения, надеюсь, доживет. — И вот еще что, Полина, необходимо сделать. Когда все соберутся вместе, ты скажешь так: «А вы заметили, господа, как официанты в белых перчатках осторожно собирали за ужином наши бокалы?» Скажешь, что ходила на кухню за молоком и случайно видела, как эти бокалы бережно паковали в бумажные пакеты. Поняла?
— Угу. Официанты. Перчатки. Пакеты. Вопрос можно?
— Да.
— Зачем все это нужно?
— Преступника надо заставить думать, что копают под него уже почти двенадцать часов. Мы приступаем к психической атаке, так что пусть начинает помаленьку психовать. Поняла? Дальше — обязательно! — ты скажешь так: «Но ведь бокалы в столовой были с хрустальной гранью! Если с них собирались снять отпечатки пальцев, то это невозможно! Поверхность, мол, неровная…» Кто-нибудь обязательно вспомнит, что огромные коньячные бокалы в гостиной были абсолютно гладкими, но ты настаивай, что видела, как в пакет паковали именно граненый хрустальный стакан…
— Зачем? — перебила Полина и наморщила гладкий лоб.
Я могла бы ей сказать, что сильно беспокоюсь за ее безопасность и предпочитаю, чтобы она только подбрасывала идеи, а страх подозреваемые нагоняли на себя сами. Но объяснять коренные мотивы не стала, высказалась лишь относительно конкретного вопроса.
— Затем, чтобы затянуть обсуждение. Пусть поломают голову и кто-нибудь в муках родит идею: стаканы собрали для анализа ДНК. Это очень важный момент.
— А если не родит? — забеспокоилась Полина.
— Немного поможешь. Но кто-нибудь обязательно догадается. Народ собрался сплошь образованный, а о ДНК сейчас каждый знает. В остальном все понятно?
— Угу.