Кончитта стала спасением, утешением для Леона. Перенеся столько потерь, привыкнув к равнодушию брата, он жил ради дочери. Ее обожали все домочадцы, но он все равно бдительно стерег ее, боясь, что с ней может случиться плохое.
Он пребывал в угнетенном состоянии, и в его жизнь ворвалась Белла Петерсон. Леон сознавал, что его мир перевернут вверх ногами, а его обуревают непонятные чувства.
Не надо было целовать ее тогда!
Клара принесла кофе, и Леон попросил ее позвать Талию, чтобы она взяла и уложила девочку. Кончитта начала ерзать и капризничать.
– Если вы не против, можно я приготовлю ее ко сну? – вдруг спросила Белла.
– Уверен, что Кончитта будет счастлива. – Елядя, как дочка реагирует на Беллу, Леон понял, что она нуждается в матери.
– Спасибо! Мы можем пойти вместе, – предложила она Люсиане.
– Ее пижама лежит в верхнем ящике комода, – подсказал Леон.
– Твоя пижамка? Наверняка она тоже розовая, – сказала Белла малышке.
– Розовый Кончитте особенно идет, но и другие цвета ей тоже к лицу, – пояснила Люсиана, когда они вместе выходили из столовой, непринужденно разговаривая, словно мать и дочь, которые никогда не знали разлуки. – Она уже сейчас красавица…
Снова оставшись наедине, Саллисто и Леон посмотрели друг на друга.
– Судя по всему, Люсиана не захочет больше разлучаться с Беллой, теперь, когда они нашли друг друга. Ты говорил, она хотела лететь в Нью-Йорк в воскресенье? – спросил отец.
– Она так планировала, – пробормотал Леон, которому не хотелось заглядывать слишком далеко вперед.
– Пока она остается в Римини, ей лучше жить у нас. Мне очень хочется забрать их обеих домой. – Он немного помедлил. – Я еще не успел сказать Люсиане, что собираюсь удочерить Беллу, чтобы она стала законным членом нашей семьи.
Леон не удивился намерению отца, узнав теперь, как страдала Люсиана с тех пор, как отдала дочь в приют.
Одолеваемый тревожными мыслями, Леон поднялся из-за стола.
– Пойду посмотрю, как они справятся. Ты не говорил Данту про Беллу?
– Нет. Пиа очень переживает, что никак не может забеременеть. Он повез ее на несколько дней во Флоренцию, развеяться. Они вернутся только завтра днем. Это и к лучшему. Надо дать Люсиане и Белле еще немного времени, прежде чем мы сообщим им новость. А потом Данту и Пиа понадобится время, чтобы переварить новости.
Леон оставил отца в столовой и пошел на кухню, чтобы попросить Талию приготовить бутылочку с молоком для Кончитты.
В детской сияющая Люсиана держала девочку, которую успели переодеть в белую полосатую пижамку. Белла, стоя рядом, щекотала ей пальчики. Ребенок громко хохотал.
Люсиана увидела его первой.
– Ох, Леон, она самый прелестный ребенок на свете. – Ее глаза светились счастьем. Лицо Беллы подтверждало эти слова. – Как жалко, что ей надо спать.
– Уверен, что и она не хочет ложиться, но в самом деле пора. – Он подошел и взял на руки дочь, которая охотно прильнула к нему, этим согрев его сердце.
Талия уже спешила с бутылочкой в руке. Она села в кресло-качалку, и Леон передал ей Кончитту, которая сразу же закапризничала.
– Кончитта, слушайся Талию. – Он поцеловал ее в щечку и вместе с двумя женщинами вышел из детской.
Саллисто ждал их внизу лестницы. Он взял Беллу за руку:
– Твоя мама и я хотим, чтобы ты, пока еще остаешься в Римини, провела это время у нас в палаццо. Если хочешь, поедем с нами прямо сейчас.
Леон почувствовал, что Белла замялась, и обрадовался, хотя и не должен был.
– Белла уже устроилась здесь на сегодняшнюю ночь, папа. Сейчас поздно, она устала, будет лучше, если я привезу ее в палаццо завтра к завтраку. И мы все вместе обсудим планы на будущее, – произнес он.
Люсиана обняла дочь:
– Конечно, ты устала. Признаюсь, и я тоже. Но завтра мы весь день проведем вместе. Я не могу дождаться.
– Я тоже!
– Я люблю тебя, Арабелла.
– И я тебя люблю, – прошептала Белла.
Они обнялись и долго не размыкали объятий. Потом все вместе вышли в холл. Люсиана перевела взгляд на Леона:
– Пожалуйста, привези с собой Кончитту тоже. Мы не устаем на нее любоваться.
Леон кивнул, и отец с мачехой скрылись за дверью. Когда она закрылась, он повернулся к Белле:
– Я не слишком поспешно вмешался? Еще не поздно пойти с ними.
Она покачала головой:
– Я очень даже благодарна вам за то, что вы вмешались. Что бы вы ни говорили, но мое появление ставит маму и вашего отца в сложное положение. Пока я остаюсь здесь, у них есть возможность спокойно все обсудить. Она очень хорошо отнеслась ко мне, но…
– Она была абсолютно искренней, – поспешно произнес Леон. – Я знаю ее четырнадцать лет. Когда она вас увидела, так обрадовалась, что я едва узнал ее.
Белла прикусила губу, затем заметила:
– Но это не меняет того факта, что она отдала меня и никто об этом не знал. А теперь, когда я появилась, все узнают, что у нее до брака с вашим отцом был ребенок.
– Вы и правда думаете, что для них это имеет значение?
– Не знаю… Мама сказала, что хотела меня спасти. Но все причины уже в прошлом, я объявилась нежданно-негаданно, и ей придется столкнуться со сплетнями. Я не за себя волнуюсь, я меньше всего хочу принести несчастье в вашу семью.
– Белла, это очень благородно, но она же дала понять, что готова распахнуть вам объятия.
– Возможно. Но думаю, будет лучше, если завтра утром она приедет сюда, чтобы до моего возвращения в Нью-Йорк мы могли бы поговорить в узком кругу. Ее присутствие в вашем доме не привлечет внимания.
– Если бы я знала, что мой приезд в Италию осложнит ей жизнь…
Леон провел рукой по волосам:
– Пойдемте в патио и там поговорим.
Она молча последовала за Леоном в заднюю часть дома. Когда он открыл двери, ведущие в патио, повеял морской бриз, напоенный ароматом цветов из сада. Белла подошла к перилам:
– Это место просто божественное!
– Самое мое любимое.
– Я понимаю почему.
Леон встал рядом с ней, изучая ее изящный профиль, наполовину скрытый темными волосами.
– Забудьте обо всем хотя бы на минуту и ответьте мне на один вопрос.
Она посмотрела на него:
– Вы хотите спросить, что я сейчас испытываю?
У нее была обезоруживающая привычка читать его мысли.
– Вы можете выразить это словами?
– Нет, – быстро ответила она. – Люсиана изумительная. Я и надеяться не смела, что настолько. И ваш отец – удивительный человек. Все эти годы потребность разыскать ее была самым заветным моим желанием. Но пока мы сидели с ней на диванчике и она рассказывала мне свою жизнь, я вдруг поняла, какой вред ей причинила.