Леон заглянул ей в глаза, в которых блестели слезы.
– Не понимаю вас…
– Она не заслужила того, чтобы я вот так вторглась в ее жизнь и снова принесла с собой боль и горе, которое она преодолела с таким трудом. Нет! – Белла выставила вперед ладони, не давая ему возразить. – Монахиня предупреждала, что я очень рискую, пытаясь отыскать родную мать. Когда вы сказали, что я могу встретиться с ней у вас за ужином, я решила, что сама знаю, как будет лучше. И когда познакомилась с вашим отцом, то продолжала так считать. Но больше не считаю…
Леон быстро собрался с мыслями:
– Просто сейчас в вас заговорила та ваша сторона, которая привыкла ощущать себя нелюбимой. Вы боитесь, что, узнав вас ближе, она увидит ваши недостатки?
Белла с силой сжала перила:
– Я никто рядом с ней. Она утонченная, прелестная. Я не встречала никого добрее ее. Она никогда не скажет, что у нее на самом деле в мыслях. У нее и вашего отца устоявшаяся жизнь. В ней нет для меня места и быть не может.
– Белла, вы очень ошибаетесь.
– Это трудно объяснить, но я чувствую, что бесцеремонно посягнула на их жизнь…
– Посягнули? Если вы именно это чувствуете, то вините меня, ведь я этому содействовал.
Снова ее глаза увлажнились слезами.
– Я могла отказаться от вашего приглашения. Конечно, я вас не виню. Вы замечательный. Во всем. Но я в Римини чужая.
– А сейчас в вас заговорила та сторона, которая считает, что не заслуживает хорошего отношения и любви. Вам просто требуется время, Белла. Вы слишком привыкли, что в прежней жизни ваш приемный отец и брат вас подавляли, отвергали. Если вы после сегодняшней встречи сбежите, то снова поддадитесь прежним привычкам. Вам стоит все-таки считаться с чувствами вашей матери.
– Да я только о ней и думаю сейчас!
– Что, по-вашему, она почувствует, если ваш страх быть отвергнутой лишит ее возможности общаться с вами? Это как обоюдоострая бритва.
Белла покачала головой:
– Я не знаю, что мне делать!
– А как вы думаете, она знает?
Белла горестно вздохнула:
– Я не уверена… Если бы мама попросила меня, чтобы я сегодня пошла с ней…
Вот оно!
– А если она боялась давить на вас? Когда я упомянул про вашу усталость, Люсиана ухватилась за это, как за предлог. Понимаете?
– Я… может, и в самом деле не понимаю. Я уже успела так сильно ее полюбить, Леон! Но теперь мне страшнее, чем прежде. – Белла посмотрела на него, и он прочел в ее глазах смятение и отчаяние.
Леон сопереживал Белле, но не мог позволить себе снова обнять ее после обещания держаться на расстоянии.
Белла пыталась взять себя в руки. Еще недавно она гордилась тем, что сама управляет своей жизнью, так почему же сейчас так расклеилась?
Нельзя было целовать человека, который скорбит по умершей жене. Это унизительно. И безумно.
Белла улыбнулась, изображая спокойствие, которого вовсе не ощущала.
– Спасибо, что помогли мне справиться со страхом. Кончитте несказанно повезло иметь такого отца. Вы будете для нее настоящим оплотом силы и разума.
Я, кажется, справилась со своими нервами и теперь могу надеяться на сон. Спокойной ночи.
Не глядя на Леона, Белла направилась в гостевую спальню и закрыла за собой дверь.
Спокойная ночь? Смешно!
– Синьорина?
Белла вышла из ванной:
– Да, Симона?
– Синьор Малатеста спрашивает, готовы ли вы спуститься в холл. Он хочет отвезти вас в палаццо, как только вы соберетесь.
– Я спущусь сию минуту, спасибо.
Белла уже час как поднялась, потому что просто не могла больше лежать в постели. Она всю ночь не сомкнула глаз. Немного поэкспериментировав, она стянула волосы в узел на затылке, а в уши вдела любимые серьги с розовыми топазами. Люсиана была такой элегантной, что Белла хотела ради нее выглядеть как можно лучше.
Этим утром она надела костюм-тройку с короткими рукавами, бледно-розовый. Когда Белла надевала этот костюм на работу, он всегда вызывал восторг коллег.
Выйдя из дома, она увидела Леона, который пристегивал Кончитту к детскому креслицу, устроенному на заднем сиденье темно-синего седана. Леон был в светло-коричневом костюме, а Кончитта – в желтом с голубым летнем костюмчике. Она была хорошенькая, словно картинка.
– Доброе утро, солнышко!
Леон выпрямился, взглянул на Беллу.
– Доброе утро, Арабелла, – проговорил он, окидывая внимательным взглядом ее фигуру.
Под этим взглядом Белла почувствовала, как у нее подгибаются колени.
– Можно я сяду с ней? – Не дожидаясь ответа, она обошла машину и села на заднее сиденье.
Там уже устроился Руфо – на полу, под детским креслицем. Белла почесала ему за ушами, а он в ответ лизнул ей руку. Белла пристегнулась и повернулась к девочке:
– Как ты, милая? Какие у тебя красивые ракушки на шапочке.
Она потрогала их, и малышка, улыбнувшись, потянулась ручками к ее волосам. Леон все еще стоял, заглядывая в салон с другой стороны. В мире определенно не было другого такого потрясающего мужчины.
– Как я уже говорил вам, попробуйте, на свой страх и риск.
– После жемчуга что значат несколько выдернутых волос? – весело проговорила Белла.
– Она уже заприметила ваши серьги, – хмыкнул он. – Они, кстати, замечательно на вас смотрятся.
– Спасибо.
Леон сел за руль и повез их в город. Белла впервые после приезда смогла взглянуть на Римини глазами туриста. До сих пор она была настолько поглощена своими поисками, что практически ничего не замечала вокруг.
Они ехали по автостраде, и Леон исполнял роль гида. По одну сторону дороги тянулся ряд изумительно красивых отелей. По другую – сотни разноцветных зонтов, установленных рядами на полосе знаменитого пляжа длиной в двенадцать миль.
– Это настоящий рай для любителей солнца, Леон!
– Если только вас не смущают толпы отдыхающих, – усмехнулся он. Сам он мог не волноваться по этому поводу – его частный пляж был закрыт для посторонних и, несомненно, бдительно охранялся.
Спустя несколько минут они преодолели небольшой подъем и увидели потрясающей красоты старинное здание апельсиново-розового цвета.
– Ох, Леон!
– Это и есть палаццо Малатесты. Наша семья приобрела его в девятнадцатом веке. Тогда он был небольшим, но потом неоднократно перестраивался. Как и в других аристократических виллах на адриатическом побережье, в нем сочетаются современные удобства и очарование старины.