Я все еще любовался великолепным зрелищем океанского Утра, когда на палубу вышел капитан Немо. Как будто не замечая меня, он занялся астрономическими наблюдениями. Закончив их, он отошел к штурвальной будке и, облокотивший о нее, стал смотреть в океан.
Тем временем на палубу поднялись человек двадцать мен тросов. Это все были здоровые и крепкие люди. Они начали выбирать сети, закинутые накануне ночью. Это были люди разных национальностей. Я узнал среди них несколько ирландцев, французов, славян, одного грека, одного уроженца острова Крита. Все они были скупы на слова и объяснялись между собой на каком-то непонятном языке, происхождение которого я не мог угадать.
Матросы вытащили сети на палубу. Эти сети напоминали нормандские и представляли собой большой мешок, отверстие которого при помощи палки и цепи, продетой сквозь нижние петли, остается полуоткрытым в воде. Мешок этот, прикрепленный к корме стальными тросами, скребет дно океана и вбирает в себя все, что попадается на пути судна.
В этот день в сети попали любопытные образчики океанской, фауны — рыбы-рыболовы, прозванные «морскими чертями» из-за своего уродства, необычайной прожорливости и странного способа передвижения: они держатся на дне и перепрыгивают с места на место при помощи своих рукоперых плавников. В сетях бились также пятнистые иглобрюхи; в спокойном состоянии у этой рыбы живот втянут, но стоит ей заметить приближение опасности, как она надувается, расправляет складки кожи, превращается в шар и подставляет врагу свой живот, усеянный грозными колючками. Далее из сетей высыпали на палубу «Наутилуса» несколько желтоватых миног; двух серебристо-серых волосахвостов, длинное тело которых вместо хвостового плавника заканчивается тонкой нитью; несколько чешуйчатых прямоперов, нижняя сторона тела которых обрамлена длинным прямым плавником; желтовато-серую с бурыми пятнами треску; множество разновидностей бычков и, наконец, несколько крупных великолепных тунцов, которых не спасла от сетей даже огромная быстрота их движений.
Сети дали не менее тысячи фунтов рыбы. Это был удачный, но не исключительный улов.
В самом деле, ведь сети тащились за судном много часов, вбирая в себя все, что попадалось на пути.
Всю пойманную рыбу матросы снесли в камбуз: часть ее должна была быть съедена в свежем виде, а остальная заготовлена впрок.
Рыбная ловля окончилась; подумав, что корабль сейчас снова нырнет в воду, я собирался уже возвратиться в свою комнату. Но вдруг капитан Немо подошел ко мне и заговорил:
— Взгляните на океан, профессор! Разве вам не кажется, что это живое существо, порой гневное, а порой и нежное? Вчера вечером он заснул, так же как и мы, а сегодня проснулся в хорошем расположении духа после спокойной ночи.
«Ни здравствуйте, ни прощайте! — подумал я. — Со стороны может показаться, что этот человек продолжает давно начатый со мной разговор!»
— Глядите, — продолжал капитан Немо, — вот он просыпается от ласки солнца; начинает жить своей дневной жизнью. Как интересно следить за проявлениями жизнедеятельности его организма! У него есть сердце, есть артерии… Я совершенно согласен с ученым Мори, утверждающим, что он подметил в океане движение, в точности подобное кровообращению животных.
Было совершенно ясно, что капитан Немо не ждал от меня ответа. Поэтому я избавил себя от труда вставлять в его речь бессодержательные «совершенно верно», «вы правы» и «да, конечно».
Капитан просто говорил сам с собой, делая большие паузы между фразами. Это были мысли вслух.
— Да, — говорил он, — в океане происходит постоянный круговорот, обусловленный температурными изменениями, наличием солей и микроорганизмов. Температурные изменения создают различную плотность воды и, как следствие этого, течения и противотечения. Испарение воды — ничтожное в полярных областях и очень значительное в экваториальных зонах рождает постоянный обмен между тропическими и полярными водами. Кроме того, я обнаружил постоянное движение воды от поверхности ко дну и от дна к поверхности; это движение представляет собой подлинное дыхание океана. Нагретая солнечными лучами капелька с поверхности моря опускается в глубины его, достигает своей предельной плотности при температуре в два градуса выше нуля и, охладившись и став легкой, снова поднимается к поверхности. Вы увидите у полюса результаты этого явления и поймете тогда, почему вода может обледенеть только на поверхности.
Пока капитан Немо заканчивал свою фразу, я успел подумать: «У полюса? Неужели этот храбрец хочет повести нас туда?»
Между тем капитан умолк; взор его был устремлен на океан, который он так тщательно, любовно и непрестанно изучал. Помолчав немного, он снова заговорил:
— Море содержит в себе значительное количество солей. Если бы собрать всю соль, растворенную в морской воде, то она заняла бы объем в четыре с половиной миллиона кубических миль. Если бы, профессор, вы пожелали рассыпать эту соль ровным слоем по всему земному шару, то получилась бы насыпь толщиной свыше десяти метров. Но только не думайте, пожалуйста, что наличие солей в воде обусловливается каким-нибудь капризом природы. Нет! Соль уменьшает испарение морской воды, не дает ветрам уносить слишком много водяных паров и тем защищает от дождей умеренные зоны нашей планеты. Это огромная и почетная роль — уравновешивать работу стихий на земном шаре!
Капитан Немо снова умолк, сделав несколько шагов по палубе и продолжал:
— Что касается бактерий, этих мельчайших живых организмов, миллионы которых помещаются в одной капле и восемьсот тысяч штук которых весят один миллиграмм, — их роль не менее значительна. Они поглощают морские соли, вбирают в себя растворенные в воде твердые вещества. Там, в глубине, зоофиты образуют колонии кораллов и полипов и строят целые материки. Но вода в океане не остается в покое. Она все время перемешивается как в горизонтальном, так и в вертикальном направлении и снабжает организмы пищей. Эти постоянные токи поды, вверх и вниз, — постоянное движение — создают в море неугасающую жизнь. Жизнь более напряженную, чем на материках, более плодовитую, бесконечную, непрекращающуюся и цветущую во всех частях океана — этой мертвой для большинства людей, но животворной для мириадов животных — и для меня — среды!
Когда капитан Немо говорил это, он весь преобразился. Слова его произвели на меня огромное впечатление.
— И настоящая жизнь, — добавил он, — здесь и только здесь! Я верю в возможность создания подводных городов, скопления подводных домов, которые, как «Наутилус», каждое утро будут подниматься на поверхность океана, чтобы подышать свежим воздухом, — свободных, ни от кого не зависящих городов!.. И, кто знает, если какой-нибудь деспот осмелится…
Капитан Немо не кончил фразы и угрожающе взмахнул рукой.
Потом, обращаясь непосредственно ко мне, как будто желая отвлечься от печальных мыслей, он спросил;
— Господин профессор, знаете ли вы, какова глубина океана?
— Я знаю только те цифры, капитан, которые были получены при последних промерах…