— Это… нелегко, — признал Лобсанг. — Сейчас существует множество моих итераций, рассредоточенных по всему миру, по Долгой Земле и даже по нескольким локациям в пределах Солнечной системы. Сами понимаете, лучше лишний раз сохраниться. Но — да, я могу дать вам возможность удалить меня отовсюду.
— Хм. И в какой из упомянутых итераций находится ваша душа?
— Раз уж мы с вами разговариваем в наших новых телах, давайте согласимся, что душа не знает границ.
— А у меня есть выбор?
— Конечно. Вы можете уйти сию секунду, и вас переправят в любое место на планете по вашему выбору. Я больше никогда не напомню о себе. Или… ну, у вас тоже есть кнопка выключения, Агнес. Но я знаю, что вы не прибегнете к этому способу.
— Ах, вы знаете?
— Когда я в тот день пришел к вам с Джошуа и спросил, жалеете ли вы о чем-нибудь… помните? Вы шепнули: «Так много осталось дел». Вот шанс их доделать. Что скажете? Хотите стать моим Босуэллом, Агнес, при мне — Джонсоне? Ватсоном при мне — Холмсе? Сатаной при мне — Боге?
— Или вашей сварливой женой?
Он рассмеялся странным, не вполне человеческим смехом.
Сестра Агнес некоторое время молчала. Самым громким звуком в кабинете было потрескивание механического огня. В недрах этой комнаты она чувствовала себя как в заточении. Ей страстно хотелось отсюда вырваться. Промчаться по шоссе…
— А где мой «Харлей»?
— Джошуа убрал его в надежное место. Шины накачаны, бензобак пуст, все смазано.
— Я смогу ездить на нем? То есть физически…
— Конечно.
— И эта ваша чертова алхимия позволит мне пить пиво?
— Несомненно.
— Кстати говоря, где я нахожусь, блин?!
— В Швеции. В штаб-квартире моего собственного филиала медицинского управления Корпорации Блэка. А на улице отличный морозный день.
— Правда?
— Здесь тоже есть мотоциклы. Кое-что я продумал заблаговременно. Не «Харлей», конечно, но… хотите прокатиться?
Соблазн был сильный. Вновь стать молодой. И в седле…
— Минутку, — твердо сказала Агнес. — Как там Джошуа?
И вот Джошуа сидел с реинкарнацией сестры Агнес в убогой кофейне в Мэдисон-Запад-5.
Ощущение было странное. Два человека пытались осмыслить необъяснимый новый мир — мир, в котором мертвые воскресали и жизнерадостно попивали кофе, болтая о старых добрых временах. Эти два человека никак не могли подобрать слова, которые нужно было сказать. Но пока что роль слов с успехом играли улыбки.
Агнес сидела прямо, немного чопорно, и пила кофе. Быть может, ее черты казались чересчур правильными, а кожа слишком гладкой для живого человека. Но, как заметил Джошуа, многие завсегдатаи кофейни, преимущественно строительные рабочие с Ближних Земель, с откровенно светским интересом изучали новые формы сестры Агнес.
— Могли бы проявить побольше уважения к апостольнику.
— Да перестань. Все мужчины — грубые создания, которые откликаются на гораздо более простые сигналы, нежели ряса и крест.
— Даже не верится, что это правда.
— Да. А еще труднее поверить, что я здесь, чтобы выражать неверие, если ты меня понимаешь.
Когда Джошуа поднял глаза, Агнес улыбнулась потрясающей лучезарной улыбкой, которая всегда молодила ее лет на двадцать. Улыбка Агнес была не из тех, что обычно ассоциируются с монахинями. Она содержала оттенок лукавства — и напоминание о бешеной ярости, которую держали под контролем, покуда не понадобится. Вот что помогало Агнес поддерживать на плаву Приют и множество других начинаний, несмотря на уйму противников во главе с Ватиканом. Улыбка и ярость.
Она довольно убедительно пила кофе, как все передвижные модули Лобсанга, и Джошуа старался не думать о системе внутренних трубок, которые обеспечивали процесс. Агнес отставила чашку и с гордостью взглянула на него.
— О боже. Вот ты сидишь — взрослый человек, отец, мэр…
— Это с тобой сделал Лобсанг…
— Да, — многозначительно сказала Агнес, — хотя и использовал в качестве оправдания твои безответственные слова, друг мой. Нам придется серьезно поговорить.
— Но как? Я имею в виду…
— Меня то ли перекачали в ведерко с гелем из моего бедного умирающего тела при помощи какого-то нейронного сканирования, то ли воскресили тибетские монахи, в течение сорока девяти дней читавшие над моим погребенным телом Книгу мертвых. Лобсанг говорит, что испробовал оба способа.
Джошуа слабо улыбнулся.
— Да, это в его духе. «Лучше лишний раз сохраниться». Я пришел на ваши похороны, но остальное он, видимо, от меня утаил. Я не знал о вашем перевоплощении. И про монахов. Они, должно быть, сводили сестер с ума. Кто-нибудь еще в курсе, что вы вернулись? В Приюте, я имею в виду.
— Да, я связалась с Приютом, как только смогла. Попросила к телефону сестру Джорджину — она, скорее всего, не рухнула бы в обморок, услышав в трубке мой голос. По крайней мере, я так думала. Кстати говоря, у меня есть записка от архиепископа. Церковь знает больше секретов, чем твой Лобсанг. Но я пока не вышла из тени окончательно. Конечно, рано или поздно мне придется появиться на людях, если я вновь собираюсь обрести некоторое место в мире. В любом случае, благодаря Лобсангу, я не первый человек, э-э, воскресший в силиконе и геле, хоть Лобсанга и окутывает тайна. О его происхождении известно многим, и с моим существованием тоже вполне можно смириться.
— О каком месте в мире вы говорите?
Агнес поджала губы.
— Джошуа, если ты меня когда-нибудь внимательно слушал, то должен знать, что незадолго до болезни я стала главой Руководящей конференции католичек, в которую входят большинство американских монахинь. Я находилась в самом разгаре ужасающей борьбы с Ватиканом, с его Конгрегацией доктрины веры. По сути, с инквизицией. Спор шел о книге некоей сестры Хилари из Кливленда.
— Книге? Какой?
— О духовной пользе женской мастурбации.
Джошуа пролил кофе. Завсегдатаи вновь оглянулись.
У Агнес сверкнули глаза, словно она собиралась броситься в бой.
— Мы воюем с папой и кардиналами со времен Второго ватиканского собора. Потому что, с нашей точки зрения, социальная справедливость важнее, чем борьба с абортами и однополыми браками. Потому что мы отрицаем пренебрежительное покровительство мужчин — ведь именно поэтому, так или иначе, женщины и становятся монахинями. Я жду не дождусь, чтобы вновь вступить в схватку, Джошуа. А с этим новым телом я никогда не выдохнусь. Как кролик «Энерджайзер».
— Что такое «кролик Энерджайзер»?
— О, мое милое дитя, тебе еще многому предстоит научиться.
— Объясни, зачем Лобсанг тебя воскресил. Полагаю, не ради моего блага?