— Все звонки идут через контору, — объяснил Эрих. — Напрямую в дом они проходят только тогда, когда я жду определенного звонка. А в другое время кто-нибудь из конторы даст мне знать.
— А если в конторе никого нет?
— Тогда сообщения остаются на автоответчике.
— Но, Эрих, почему?
— Дорогая, есть у меня один заскок - терпеть не могу, когда все время нагло трезвонит телефон. Конечно, когда я буду в отъезде, Клайд установит линию, чтобы по вечерам звонки шли в дом и я мог бы поговорить с тобой.
Дженни хотела возразить, но передумала. Позже, когда у нее появятся друзья в округе, настанет пора уговорить Эриха на нормальные телефонные услуги.
Эрих закончил отбирать холсты.
— Дженни, я тут подумал... Самое время немного тобой похвалиться. Ты хотела бы в следующее воскресенье пойти в церковь?
— Клянусь, ты читаешь мои мысли, — рассмеялась она. — Я как раз думала о том, что хотела бы познакомиться с твоими друзьями.
— Мне лучше удается делать пожертвования, чем посещать службы, Джен. А тебе?
— Пока росла, ни разу не пропустила воскресную мессу. Потом, после того, как вышла замуж за Кевина, стала небрежной. Но, как всегда говорила Нана, яблоко от яблони недалеко падает. Может, в скором времени я снова начну регулярно ходить к мессе.
В следующее воскресенье семья отправилась в лютеранскую церковь «Сион». Церковь оказалась старой и не слишком большой, размером почти с часовню. Изящные витражные окна рассеивали зимний свет, так что он падал на святилище голубыми, зелеными, золотыми и красными лучами. На некоторых из витражей Дженни разглядела надписи: «ПОЖЕРТВОВАНО ЭРИХОМ И ГРЕТХЕН КРЮГЕР, 1906...», «ПОЖЕРТВОВАНО ЭРИХОМ И ОЛЬГОЙ КРЮГЕР, 1930».
Витраж над алтарем, сцена поклонения волхвов, был особенно красивым. Прочитав надпись, Дженни ахнула: «ПАМЯТИ ЛЮБИМОЙ КАРОЛИНЫ БОНАРДИ КРЮГЕР, ПОЖЕРТВОВАНО ЭРИХОМ КРЮГЕРОМ».
Дженни потянула мужа за рукав:
— Когда ты подарил этот витраж?
— В прошлом году, когда обновляли святилище.
Между ними спокойно сидели Тина и Бет, красуясь в новых синих пальтишках и капорах. Всю службу люди посматривали на девочек. Дженни знала, что Эрих тоже замечает эти взгляды. Он довольно улыбался, и во время проповеди его рука скользнула в ладонь жены.
На середине проповеди он прошептал:
— Дженни, ты прекрасна. Все смотрят на тебя и девочек.
После службы Эрих представил жену пастору Барстрому, худощавому мужчине лет семидесяти с добрым лицом.
— Мы счастливы, что вы с нами, Дженни, — тепло произнес он и опустил взгляд на девочек. — Ну, кто из вас Бет, а кто - Тина?
— Вы знаете их имена, — заметила польщенная Дженни.
— Да, знаю. Когда Эрих заезжал ко мне домой, он все о вас рассказал. Надеюсь, вы понимаете, какой у вас щедрый муж. Благодаря ему наш новый центр для пожилых будет очень удобным и хорошо оборудованным. Я знаю Эриха с детства, и сейчас мы все очень счастливы за него.
— Я тоже ужасно счастлива, — улыбнулась Дженни.
— В четверг будет встреча женщин прихода. Не желаете к ним присоединиться? Мы хотим познакомиться с вами.
— Я бы с радостью, — согласилась Дженни.
— Дорогая, нам пора, — вклинился Эрих. — Другие тоже хотят поговорить с пастором.
— Конечно.
Когда Дженни протянула руку, пастор добавил:
— Дженни, вам, безусловно, было очень трудно остаться вдовой в таком молодом возрасте, с такими малютками. Теперь вы с Эрихом заслуживаете большой удачи и благословения.
Дженни успела только ахнуть, и муж увлек ее вперед. В машине она воскликнула:
— Эрих, ты же не сказал пастору Барстрому, что я овдовела, правда?
Эрих повернул руль, и машина отъехала от тротуара.
— Дженни, Грэнит-Плейс - это не Нью-Йорк. Это маленький городок на Среднем Западе. Здешние люди поразились, услышав, что я собираюсь жениться на тебе через месяц после знакомства. По крайней мере, молодая вдова - образ, вызывающий сочувствие, а вот нью-йоркская разведенка в здешнем обществе - нечто совсем другое. И я не сказал прямо, что ты вдова. Я рассказал пастору Барстрому, что ты потеряла мужа. Остальное он додумал сам.
— Так ты не соврал, но, в сущности, я соврала за тебя, не поправив его, — продолжала Дженни. — Эрих, ты разве не понимаешь, в какое положение это меня ставит?
— Нет, дорогая. И мне ни к чему, чтобы люди в округе судачили, не вскружила ли мне голову прожженная дамочка из Нью-Йорка, которая обдурила деревенщину.
Эрих смертельно боялся показаться нелепым, боялся так сильно, что был готов солгать священнику, лишь бы избежать такого риска.
— Эрих, когда в четверг вечером я поеду на встречу, мне придется сказать правду пастору Барстрому.
— В четверг я буду в отъезде.
— Знаю. Вот почему мне кажется, что там будет приятно. Я бы хотела познакомиться со здешними людьми.
— Ты планируешь оставить детей одних?
— Конечно же, нет. Наверняка есть няни...
— Наверняка ты не собираешься оставить детей с кем попало?
— Пастор Барстром мог бы порекомендовать...
— Пожалуйста, Дженни, подожди. Не начинай светскую жизнь. И не говори пастору, что ты разведена. Я его знаю, он больше не заговорит на эту тему, если ты первая не заведешь разговор.
— Но почему ты не хочешь, чтобы я пошла на встречу?
Эрих оторвал взгляд от дороги и посмотрел на жену:
— Потому что я так сильно тебя люблю, что не готов делиться тобой с другими людьми, Дженни. Я ни с кем не будуделиться тобой.
Эрих уезжал в Атланту двадцать третьего февраля. Двадцать первого он сказал Дженни, что у него есть дело и на обед он опоздает. Когда Эрих вернулся, было почти половина второго.
— Пойдем в конюшню, — пригласил Эрих. — У меня для тебя сюрприз.
Схватив куртку, Дженни побежала за ним следом.
В конюшне их уже ждал Марк Гарретт, на его лице была широкая улыбка.
— Познакомьтесь с новыми жильцами, — сказал он.
В стойлах, ближних к дверям, бок о бок стояли два шетландских пони. У них были густые блестящие гривы и хвосты, а медные тела сияли.
— Подарок моим новым дочкам, — гордо объявил Эрих. — Я подумал, что нам стоит назвать их Мышка и Динь-Динь. Тогда девочки Крюгер никогда не забудут свои детские прозвища.
Эрих потянул жену к следующему стойлу:
— А вот и твой подарок.
Онемев, Дженни во все глаза смотрела на гнедую кобылу породы «морган», которая дружелюбно глядела на нее в ответ.