Когда Дженни снова раскрыла глаза, комната была погружена в темноту. У кровати сидела медсестра.
— Где ребенок?
— С ним все будет хорошо, — успокоила медсестра. — Просто он нас немножко напугал. Постарайтесь уснуть.
— А мой муж?
— Он уехал домой.
Что же такое Эрих сказал в родильной палате? Дженни не могла вспомнить.
Она то и дело проваливалась в сон. Утром пришел педиатр.
— Я доктор Бовин. Легкие младенца недоразвиты. Положение сложное, но мы его вытащим. Обещаю. Однако раз вы сказали, что вы католичка, ночью мы решили, что лучше всего крестить мальчика.
— Он так болен? Я хочу увидеть его.
— Чуть погодя можете сходить в палату для новорожденных. Пока мы не можем отключить его от кислорода. Миссис Крюгер, Кевин - прекрасный малыш.
— Кевин!
— Да. Священник до крещения спросил вашего мужа, как вы хотели назвать сына. Правильно, да? Кевин Макпартленд Крюгер?
Пришел Эрих с охапкой алых роз на длинных стеблях.
— Дженни, Дженни, говорят, он выкарабкается. Малыш выживет. Дома я проплакал всю ночь. Я думал, что все безнадежно.
— Почему ты сказал им, что его зовут Кевин Макпартленд?
— Родная, врачи сказали, что он, вероятно, проживет не больше нескольких часов. Я решил оставить имя «Эрих» для сына, который будет жить. А другого имени мне и на ум не пришло. Я думал, тебе будет приятно.
— Измени имя.
— Конечно, милая. В свидетельстве о рождении он будет Эрихом Крюгером Пятым.
За ту неделю, что Дженни провела в больнице, она заставляла себя есть, экономила силы, гнала прочь депрессию, которая высасывала из нее энергию. На пятый день малыша отключили от кислорода и позволили Дженни взять его на руки. Мальчик был такой слабый. Когда его рот потянулся к ее груди, Дженни переполнила нежность. Бет и Тину она грудью не кормила - было необходимо вернуться к работе. Но этому ребенку она может отдать все свое время, все свои силы.
Когда малышу исполнилось пять дней, Дженни выписали из больницы. Следующие три недели она каждые несколько часов ездила в больницу, кормить мальчика грудью. Иногда ее подвозил Эрих, а если не мог, то отдавал машину ей.
— Родная, для малыша - все, что угодно.
Девочки привыкли к тому, что Дженни оставляет их. Поначалу они жаловались, но потом смирились.
— Ничего, — говорила Бет Тине. — Папа за нами присмотрит, и мы повеселимся с ним.
Эрих услышал эти слова.
— Кто вам нравится больше, я или мамочка?
Он подбрасывал их в воздух.
— Ты, папа, — захихикала Тина. Дженни поняла, что девочка выучила те ответы, которые хотел услышать Эрих.
Засомневавшись, Бет взглянула на Дженни:
— Я вас люблю одинаково.
Наконец после Дня благодарения Дженни разрешили привезти малыша домой. Она нежно одевала маленькое тельце, с радостью сдав жесткую больничную рубашку и заменив ее новой, постиранной один раз, чтобы смягчить хлопковую ткань. Длинная сорочка в цветочек, синее шерстяное пальтишко и чепчик, подгузник, шерстяное покрывало с начесом и с шелковой подкладкой.
На улице было морозно. Весь ноябрь сыпала снежная крупа. В деревьях шумел ветер, непрестанно раскачивая голые ветви. Из труб все время клубился дым - дома и в конторе, дым струился из-за холма, из дома Клайда и Руни около кладбища.
Девочки были в восторге от своего братишки, наперебой просили подержать его. Сидя рядом с ними на диване, Дженни по очереди передавала малыша им в руки.
— Осторожно, осторожно. Он такой крошечный.
В гости заскочили Марк и Эмили, чтобы взглянуть на мальчика.
— Он чудо, — объявила Эмили. — Эрих всем показывает его фотографию.
— Спасибо за цветы, — тихо промолвила Дженни. — А ваши родители прислали чудесную композицию. Я звонила, чтобы поблагодарить вашу маму, но, видимо, ее не было дома.
«Видимо» - осторожно выбранное слово. Дженни была уверена, что во время ее звонка миссис Ганновер была дома.
— Они так счастливы за вас... и, конечно, за Эриха, — торопливо произнесла Эмили. — Могу лишь надеяться, что кое-кто здесь понял мой намек.
Она рассмеялась, глядя на Марка. Тот улыбнулся в ответ.
«Такие замечания делаешь только тогда, когда уверена в себе», — подумала Дженни и попыталась оживить разговор:
— Ну, доктор Гарретт, как оцените моего сына? Выиграет он приз на окружной ярмарке?
— Безусловно, чистая порода, — ответил Марк. Что прозвучало в его голосе? Нотка беспокойства? Жалость? Видит ли он в малыше некую хрупкость, как видит она?
Наверняка.
Руни оказалась прирожденной нянькой. Она обожала давать малышу бутылочку с дополнительным питанием после того, как Дженни кормила его грудью. Или, пока мальчик спал, Руни читала девочкам.
Дженни была благодарна за помощь. Малыш беспокоил ее. Слишком много спал, был так бледен. Его глазки начали фокусироваться. Они будут большими, с легким миндалевидным разрезом, как у Эриха. Сейчас глаза малыша были ярко-синими.
— Но, честное слово, я вижу в них зеленые огоньки. Спорим, они как глаза твоей мамы, Эрих. Тебе бы это понравилось?
— Да.
Эрих передвинул кровать к южной стене хозяйской спальни. Дженни оставила открытой перегородку между спальней и маленькой комнатой - там стояла колыбель. Так Дженни слышала каждый звук, который издавал малыш.
Эрих еще не переехал в их спальню.
— Дженни, тебе нужно отдохнуть подольше.
— Можешь переехать ко мне. Я была бы рада.
— Пока нет.
А потом она поняла, что испытывает облегчение. Ребенок поглощал все ее мысли. К концу первого месяца жизни он потерял в весе шесть унций. Педиатр был мрачен:
— Увеличим дополнительное питание. Боюсь, ваше молоко недостаточно жирное для него. Вы едите как следует? Вас что-то расстраивает? Не забывайте, чем спокойнее мать, тем счастливее ребенок.
Дженни заставляла себя есть, перекусывать, пить молочные коктейли. Младенец принимался жадно сосать грудь, потом уставал и засыпал. Дженни рассказала об этом врачу.
— Надо сделать кое-какие анализы.
Три дня мальчик провел в больнице. Дженни спала в комнате рядом с палатой для новорожденных.
— Не беспокойся о моих девочках, Дженни. Я о них позабочусь.
— Знаю, Эрих.
Дженни жила ради тех секунд, когда держала сына на руках.
У малыша оказался порок клапана сердца.
— Позже ему потребуется операция, но пока рисковать мы не можем.