Ленгтон просматривал фотографии одну за другой:
— Думаешь, их прислала Доминика?
— Судя по тому, что сказали внизу, — ее домработница. Во всяком случае, это была пожилая женщина в черном пальто.
Ленгтон дал ей в руки один из снимков:
— И что ты об этом думаешь?
Анна посмотрела на фото: там была группа мужчин и женщин, нежащихся в джакузи с бокалами шампанского.
— В центре Чарльз Виккенгем, его сын Эдвард, а вполоборота к фотокамере, думаю, Доминика. А эта девушка наискосок от нее — Джастин?
Ленгтон кивнул и посмотрел на другой снимок:
— Та же компания. Похоже, джакузи их возбуждает. Посмотрим, сможем ли мы установить личность вон того парня с волосатой грудью. А на этой фотографии три дамочки, причем явно не из нашей семейки.
Анна взглянула на группу потных смеющихся людей с поднятыми бокалами. Мужчины обнимали обнаженных девушек. Анну покоробило то, с каким вожделением смотрели двое мужчин средних лет на девочек, с виду совсем подростков.
— А это уже тянет на порнографию, — прокомментировал фото Ленгтон. — Те же мужчины, но уже с другими девочками, которые делают им минет. Костюмчики, кожаные ремешки… Едрит твою…
Анна подняла взгляд.
— Бог ты мой, только взгляни на это! На самом краю картинки, с правой стороны. Это та, о ком я думаю?
Анна поднялась и заглянула ему через плечо:
— Где?
— Девушка в кожаных сапожках и трусиках-танга, — ткнул пальцем Ленгтон.
Анна склонилась ниже:
— Это Джастин Виккенгем.
Ленгтон поднял другое фото, покачал головой:
— Боже всемогущий… Они все ее отжаривают!
— Его дочь?
— Нет. Доминику Виккенгем. Когда, думаешь, это снято?
Он перевернул фотографии, но ни на одной ничего не было написано на обороте.
— Ладно, конверт датирован две тысячи вторым годом, но это могло быть снято и несколько лет назад, так что от этого нам мало пользы. Если это ее снимки, что это нам дает?
Ленгтон поднял голову, и их лица почти соприкоснулись.
— Итак, она трахается со своим пасынком заодно со всеми прочими, так что это не такая уж и старая фотография, а? Сколько ему тут лет, по-твоему?
— По нему трудно сказать. Но Джастин вроде выглядит лет на тринадцать-четырнадцать.
Ленгтон еще раз внимательно рассмотрел фотографии и нахмурился:
— А здесь что-то вроде подвала, и там две связанные девушки. Взгляни-ка на снаряжение: у этого извращенца частная темница! Там цепи и какие-то странные механизмы.
— По мне, так похоже на старое сельскохозяйственное оборудование, — сказала Анна, садясь обратно.
— Ничего подобного. Это новейший садомазохистский инструментарий. — Ленгтон поднялся и стал расхаживать взад-вперед, потом взял из бара еще бутылку пива.
Анна продолжала разглядывать снимки:
— Почему она принесла их нам? Это то, чего нам не следовало бы видеть. В смысле, теперь мы прекрасно знаем, чем занимается Виккенгем, но делает он это в стенах своего дома, а потому мы здесь бессильны.
— Но тут есть фото его дочери.
— Знаю, но это все равно никак не связано с Луизой Пеннел и Шерон Билкин. Да, Виккенгем устраивал сексуальные оргии — это не запрещено законом.
— А если девушки несовершеннолетние?
— Ну, во-первых, надо их найти. А во-вторых, может обнаружиться, что они вовсе не невольные участницы действа. А еще у нас нет никаких дат, так что мы не знаем, когда это происходило. К тому же это разного времени снимки. — Анна показала, что на одном фото Виккенгем при усах, на другом — с длинными волосами, на третьем — с короткими. Это могло быть заснято с разницей в годы.
— Что ж, один человек тут может дать нам ключ — и это Доминика.
— Предлагаешь вернуться?
— Я думаю об этом.
— Ты навлечешь на домработницу большие неприятности.
Ленгтон кивнул, вскрывая пакетик с орешками:
— А если переговорить только с домработницей?
Анна пожала плечами:
— Можно и переговорить, но у нас сегодня самолет. Так что как скажешь.
Ленгтон подкинул орешек в воздух и поймал его ртом:
— Думаю, вернемся в Лондон, как и планировали. Надо поговорить с Джастин и с Эдвардом.
Анна не услышала будильника и, злясь на себя, что опаздывает на работу, натянула вчерашний костюм, хотя и со свежей блузкой. Когда она прибыла в комнату следственной бригады, ей сказали, что Ленгтон в зале заседаний совещается с дешифровщиками. Тревис отправилась туда. Льюис, Баролли, Бриджит и еще два офицера сидели вокруг огромного стола, слушая записи перехваченных телефонных звонков с прослушивающих устройств. Во главе стола восседал элегантный Джеймс Ленгтон, в безукоризненном костюме и бледно-голубой рубашке с темно-синим галстуком. Когда Анна вошла, он взглянул на нее с недовольством.
— Прошу прощения, будильник не сработал, — смутившись, сказала она и, усевшись на ближайший стул, положила портфель, достала из него блокнот с карандашами. Никто не произнес ни слова, — казалось, все ждали, когда она устроится за столом. — Извините, — повторила она и принялась листать блокнот, пока не нашла чистую страницу.
— Мы обсуждали перехваченные телефонные разговоры семейства Виккенгем. По мнению Льюиса, Чарльз знает, что мы отслеживаем звонки: он чрезвычайно уклончив и краток, пока разговор не сворачивает на безопасные темы. — Ленгтон повернулся к Льюису и жестом велел включить запись. Все звонки были пронумерованы, и он попросил запустить один специально для Анны — это была запись разговора Эдварда и Чарльза Виккенгемов. Голос Виккенгема-старшего был грубым и сердитым:
«— Черт подери, я ж сказал, что с ним что-то было не в порядке, когда я последний раз его выезжал. Почему ты не можешь просто взять и привезти этого чертова ветеринара? А теперь он хромает гораздо сильнее, и все из-за твоей глупости. Ну почему ты не можешь сделать именно то, что я велю?
— Извини. Мне надо было съездить забрать Гейл.
— Она что, не могла взять машину и сама добраться до дому? Это просто обуза! Что ей действительно надо — так это походить к психотерапевту, а не болтаться неделями на курортах.
— Ей уже хорошо.
— Да уж надеюсь, что хорошо. И следи-ка за поводком: выпустишь слишком много — и, помяни мое слово, эта глупая сучка на нем удавится.
— У нее очень слабые нервы.
— Знаешь, меня это не интересует. Для меня куда важнее, что я чуть ли не месяц не смогу охотиться на своем коне, так что займись-ка этим вопросом и даже не напоминай мне о своей долбаной подружке.