Рудди подтолкнул его в плечо:
– Плюнь. Завтра они все равно найдут, как туда попали, – и протянул Андерсону тубус.
Быстро расселись в подъехавший автобус и помчались к выходу. Притормозили около охранника, отдали пропуск и вывернули на спуск с горы. Они промчались через мост Ланцхид, и, не доезжая парламента, Шандор сказал:
– Пожалуй, мы здесь сойдем.
Андерсон, не выпуская картины, которую он прижимал к себе культей, достал из кармана две толстых пачки.
– Шандор, здесь двадцать тысяч… Остальное – как всегда… Получите по реализации. Я позвоню…
– Это деньги чистые? – спросил Шандор.
– Да, это хорошие деньги… Магазинные, разменные… Можете пользоваться свободно. – Усмехнулся и добавил: – У выигранных и украденных денег волшебный вкус – легкий, сладкий, пьяный…
Лоренцо притормозил на миг, венгры выскочили из автобуса и бесследно исчезли в веселящейся шумной толпе на тротуаре. Андерсон подумал, что под страхом смерти ни один из его людей ни на одном опознании не сможет вспомнить их лиц. Всем хорошо. Скомандовал:
– Порядок! На теплоход…
На лавочке у подъезда сидела на старом венском стуле сизая толстая старуха. Несмотря на жару, она красовалась в китайском манто из крашеной собаки. Наверное, бабка демонстрировала соседкам достаток. Она тщеславно похвалялась нарядом – как Кит гордился «джопой».
– За домом его ищите, в гараже он, – взмахнула она пышным рукавом шубы, которая еще недавно гавкала на берегу Хуанхэ. – Здоровенный гараж, кирпичный, самый зажиточный…
Длинный ряд железных «инвалидских» гаражей замыкал терем силикатного белого кирпича с раскрытыми створками ворот. Кит подогнал к ним «джопу» впритирку, устроив нечто вроде тамбура перед гаражом. Мы вышли из машины и в замкнутом пространстве «гараж – тамбур – “джопа”» обнаружили лежащего под старенькой, зеркально наблищенной «хондой» человека, которого звали скорее всего Василий Данилович Прусик. Это про него писал мне рапорты Валерка Ларионов – «по сообщению агента Гобейко…».
Дело в том, что давеча Любчик был не совсем прав, утверждая, что Валерка Ларионов со своей агентурой замуровался как в дзоте. Просто Валерка на всякий случай держал свои рапорты в моем сейфе – я хорошо знал, чем он занимается. Другое дело, что успехи его были невелики, информация разрозненна и недостаточна, и предпринять что-то против группировки Психа Нарика мы пока не могли. Но Валерка вчера умер и возложил на нас бремена тяжелые и неудобоносимые – взять к ногтю всю эту компанию жгучих блондинов…
Кит постучал связкой ключей по капоту «хонды» и приветливо пригласил к разговору хозяина лядащих копыт, торчащих из-под машины.
– Эй ты, гумозник! Подь сюды…
Тощие ноги в трикотажных рейтузах с пузырями проворно согнулись в острых коленях, точь-в-точь как у жука-плавунца, сухопарая задница ерзнула из-под днища, и вырос перед нами, быстро складываясь и разгибаясь во всех мослах и суставах, замечательный красавец.
Вы его видели наверняка – на странице 232 учебника биологии для средней школы есть подборка фотографий развития человеческого плода, от двух недель до девяти месяцев.
Вот наш красавец как две капли смахивал на шестимесячный зародыш, неожиданно вспухший к пенсии до полутора метров на коньках и в фетровой шляпе. Здоровенная костистая башка с плешкой, похожей на облезший пах.
– Здравствуйте, товарищи! – бодро выкрикнул Василий Данилович, широко щерясь и радостно светясь выпученными глазами. Это были не глаза, а глазные яблоки. Два кислых зеленых яблока-падалицы.
Я уселся на пустой ящик у ворот гаража, а Кит вежливо поздоровался:
– Здорово, урод. – Подумал немного и сердечно добавил: – Только запомни – мы тебе не товарищи. Мы тебе господа…
Я озирался по сторонам, и чувство зависти и восхищения не покидало меня. Не видел я никогда такого гаража. Вдоль стен шли аккуратные, покрашенные белилами стеллажи, уставленные до потолка неописуемым количеством самого разнообразного барахла всеобъемлющего назначения. Пользованная резиновая клизма, патефон без крышки, стертая авторезина, утюги, побитые эмалированные кастрюли, унитаз с въевшимися потеками ржавчины, продранный чемодан, стул красного дерева без спинки, запчасти для разных моделей машин, одна лыжа, гитара без струн…
Все аккуратно протертое от пыли, чистое, в порядке сложенное или хорошо притороченное к стойкам стеллажа. Нет, это был не факультет, это был университет, академия ненужных вещей. Они все были одухотворены любовью Василия Данилыча к имуществу. На всех трех стеллажах были прикреплены рукописные плакатики-указатели: «Для дома», «Для души», «Для бизнесу».
Кит, впечатленный не меньше моего, достал из кармана шоколадку «Марс», откусил, кивнул на листок:
– Значит, ты и бизнесом занимаешься?
– Да какой уж сейчас бизнес! – вздохнул пожилой зародыш. – Кошкины слезы! Так, кручусь помаленьку – жить-то надо!
– А зачем? – с интересом осведомился Кит.
– Господь заповедовал, – заверил нас Прусик, вдохновенно полыхнув своими падалицами. – Раз дал он нам дыхание – будем славить его по все дни!
Кит восхищенно помотал головой, взял из ровной стопы на стеллаже рекламную газету «Экстра-М». Ее разбрасывают бесплатно по подъездам, а вот Василий Данилыч старательно собрал комплект – может быть, за несколько лет. Наверное, пригодится. Для души.
Кит старательно свернул из толстой газеты конический кулек, дисциплинированно сложил в него – не на пол бросил – обертки от доеденной шоколадки.
А Василий Данилыч следил за ним с удовольствием – хоть и жалко немного газеты, но приятно, что гость не мусорит, уважает, понимает порядок в этом храме хлама. И, осмелев, спросил:
– А чего же вы, господа хорошие, не предъявите себя? Если вы крутые, скажите тогда слова… А может, вы люди государственные, тогда, как говорится, надо ксивы сломать…
– К сожалению, государственные мы, – грустно вздохнул Кит, показал на меня пальцем. – А командир Петрович вообще фигура международная. Интернешнл. По-казахски называется «халакарлык фигур»… А ксивы сломать надо…
Надел толстый газетный куль на руку, как варежку, и вдруг ударом резким, как тычок ножа, врезал по лобовому стеклу «хонды». Негромкий треск, молочной мутью пробежало стерильно намытое стекло и покрылось вмиг густой сетью трещин. Как каннелюры на старых картинах.
Я подумал, что у Василия Данилыча Прусика, агента под псевдонимом Гобейко, прямо у меня на глазах случится инфаркт. Или инсульт. Но не случился. А сипло-задушенно сказал мой стукач-предатель, вероломный двойной агент-осведомитель, информатор – подлюга продажная:
– Господи! Чего же это деется такое… – И шепотом беззвучно закричал: – Люди! Караул!..
Кит скинул газетную варежку, усмехнулся и оборотился ко мне: