Капитан заверил меня, что никаких подозрительных следов на теле покойного обнаружено не было, и в том, что это самоубийство, сомневаться не приходится. Что же касается морального давления на Высотина, то в его предсмертном письме, которое было обнаружено милицией, он черным по белому написал: «В моей смерти прошу никого не винить».
— А что он еще написал? — полюбопытствовала я.
— Сейчас, — сказал на это Васечкин, пошуршал бумажками и прочитал: — «Причины, по которым я ухожу из жизни, касаются только меня одного. В моей смерти прошу никого не винить. И, пожалуйста, не сплетничайте, покойник этого не любил. Лада, прости за то, что семейная лодка разбилась о быт. Алекс Высотин». Число и подпись.
— А Лада — это кто? — спросила я, борясь с назойливым ощущением, что нечто подобное мне где-то уже встречалось.
— Его жена, — ответил мне Васечкин.
— Слушайте, капитан, а вам не кажется, что письмо это какое-то странное? Ну, мне оно что-то напоминает, но что…
— Напоминает письмо Маяковского, — твердо выдал Васечкин.
— Да, — согласилась я, думая, как же я могла забыть про «лодку и быт» и про то, что «покойник не любил сплетен». — Что ж, спасибо за информацию, — поблагодарила я следователя. — А не подскажете, капитан, вы случайно не знаете, кто занимается расследованием смерти Александра Колесникова?
— Вот чего не знаю, того не знаю. А кто это?
— Этого я тоже пока не знаю, — призналась я. — Но он умер от удушения в то же утро, что и Высотин, тоже электрическим шнуром. Хотя ему, похоже, помогли.
— Нет, тут ничем не могу помочь. Попробуйте позвонить завтра.
— Хорошо. Спасибо, капитан, — еще раз поблагодарила я.
— Всего хорошего, — отозвался Васечкин и положил трубку.
Я остановила машину у киоска и вышла купить сигарет. Теперь у меня появилась еще кое-какая информация к размышлению — предсмертное письмо. Может, это какой-нибудь намек? Вокруг смерти Маяковского в свое время ходило немало слухов. Может, Высотин хотел что-то таким образом сообщить или намекнуть на что-то? Что за странный посыл? Не думаю, что у поэта просто не хватило фантазии на сочинение оригинальной предсмертной записки. Тогда почему именно Маяковский? Может быть, Владимир Владимирович был просто любимым поэтом Высотина? Тогда его письмо можно было бы как-то истолковать. А если все-таки это намек, то не на причины ли, побудившие в свое время покончить с жизнью и первого, и второго? Тогда логичнее было бы и способ такой же избрать — пистолет вместо удавки.
Словом, появление письма повлекло за собой кучу разных вопросов, и я даже забыла на время о Колесникове, чувствуя неслучайность фраз в этой записке и горя желанием разгадать головоломку. Вернувшись в машину, я закурила и позвонила Сергею.
— Слушаю, — ответил он мне через мгновение.
— Сережа, здравствуй, это Таня. У тебя есть немного времени? Мне нужно задать тебе кое-какие вопросы.
— Мне приехать?
— Нет, необязательно. Достаточно телефонного разговора, — успокоила я.
— Тогда я могу перезвонить тебе минут через десять? — поинтересовался Сергей.
— Хорошо, — согласилась я и поехала к дому, все еще раздумывая над тем, что же хотел сказать своим письмом Высотин, если хотел этого вообще. Был ли в нем скрытый смысл?
Сергей перезвонил мне, когда я уже поставила свою «девятку» в гараж. Я села на лавочку около дома, закурила и стала задавать ему вопросы:
— Значит, так, проведем блицопрос. Коротко и четко. Скажи, ты знаешь, кто был любимым поэтом Высотина?
— Гумилев, — без заминки ответил мне Сергей.
— Как относился Высотин к виду крови?
— О, с ним чуть истерика не случалась! Однажды… — начал он, но я перебила:
— Сережа, потом объяснишь. Какие отношения были у Высотина с женой?
— Нормальные, — чуть удивленно произнес Сергей.
— Она ему не изменяла? — поставила я вопрос иначе.
— Ну, Лада красивая женщина… — как-то смущенно произнес Сергей. — И разница у них в возрасте пятнадцать лет. И потом…
— Понятно, — прервала я, поняв по его тону, что факт измены вероятен, хотя и не установлен. Пока.
— Ты знаешь о предсмертном письме Высотина? — задала я последний вопрос.
— Да, знаю, что он просил никого не винить в своей смерти, но это как раз очень в его стиле.
— Спасибо, ты мне здорово помог, — сказала я. — Мне бы хотелось повидаться с Ладой.
— Она вчера приехала. Хоронить Алекса будут здесь, на родине.
— Ты не сказал мне, что он мой земляк, — заметила я.
— Извини, вылетело из головы.
— И еще ты ничего не сказал о его письме.
— Я его не читал и даже не видел. А в чем дело?
— Позвоню тебе завтра, хорошо? — пропустила я мимо ушей его вопрос.
— Ладно, только завтра похороны. В двенадцать.
— Учту. Пока. — И я отключила аппарат.
Я не стала говорить Сергею о возможности плагиата в жизни его друга, отложив эту новость до поездки к молодому поэту, после которой, я надеялась, у меня появятся какие-то доказательства его причастности или наоборот. Но зато я кое-что поняла из этого разговора. Например, то, что Высотин наверняка не случайно цитировал Владимира Владимировича. С этим предстояло разобраться. Родственники и знакомые хотели знать правду о смерти поэта. Что ж, они ее узнают, какой бы она ни оказалась. Татьяна Александровна Иванова умеет отрабатывать свой гонорар. Подумав о гонораре, я вспомнила и о злосчастном Колесникове: вот уж где мне придется с гонораром попрощаться. Впрочем, прежде чем возвращать деньги, я решила хотя бы обзвонить гостиницы, ведь надо же узнать, где он останавливался. Может, не все так безнадежно.
Однако здесь меня ждал полный провал. Ни в одном из городских отелей не регистрировался гражданин с фамилией Колесников. Были Колесовы, Колькины и даже один Колобесов, но ни одного Колесникова в течение последних двух недель. И патологоанатом, как назло, не оставил мне своего телефона. После этого я мысленно почти распрощалась с денежками и сосредоточилась на Высотине.
Сегодня я уже ничего делать не собиралась, хотела только выспаться и все остальные дела и размышления отложить до утра, которое, как известно, всегда мудренее вечера. Я вернулась домой и, поужинав, легла спать.
Утром я позвонила Сергею и спросила, когда мы сможем с ним встретиться.
— Таня, мы сейчас едем на похороны, — сказал он мне. — В принципе ты тоже можешь подъехать. Тут все будут…
— Ладно, — вздохнула я, — скоро буду.
Конечно, мне не хотелось этого делать, потому что к похоронам у меня была стойкая и давняя неприязнь, но только так я могла увидеться и познакомиться с вдовой умершего поэта и его друзьями.