Долли. Ужасная мысль! Но верная. Ужасные мысли — почти всегда верные!
Обе внезапно вздрогнули, услышав донесшийся из глубины сцены, из неосвещенной ее части, легкий смех.
Освещение меняется, обозначая окончание пролога.
Обернувшись, женщины замечают под аркой, отделяющей лавку от кондитерской, Кэрол Катрир.
Ей лет тридцать с небольшим, ее не назовешь ни миловидной, ни привлекательной, но она красива какой-то необычной, неуловимой красотой, кажущейся почти невероятной благодаря той манере краситься, которой танцовщица по имени Валли произвела недавно такой фурор в местах, где собирается цвет французской и итальянской богемы, — лицо и губы густо запудрены, глаза резко подведены черным, а веки тронуты синим. Она принадлежит к одному из старейших и наиболее уважаемых семейств в графстве.
Бьюла. Кой-кому, видать, невдомек, что закрыто.
Долли. Бьюла!
Бьюла. А?
Долли. С чего это некоторые так размалевывают себя, не знаете?
Бьюла. А некоторых хлебом не корми, только чтоб на них обращали внимание. Любят пускать пыль в глаза.
Долли. Вот уж не хотела бы, чтобы на меня обращали такое внимание. Нет, не хотела бы...
Во время этого разговора, достаточно громкого для того, чтобы Кэрол его услышала, она подошла к телефону-автомату и опустила монету.
Кэрол. Дайте мне Нью-Орлеан, пожалуйста. Тью-лейн, ноль три — семьдесят. Что? Хорошо, только подождите минуточку, не разъединяйте.
Медленно, словно напуганная видом Кэрол, по лестнице сверху спускается Ева Темпл. Кэрол открывает ящик кассы, берет оттуда несколько монет, возвращается к телефону и опускает их.
Бьюла. Она взяла деньги из кассы!
Боязливо, точно ребенок перед клеткою со львом, Ева проходит мимо Кэрол.
Кэрол. Здравствуйте, Сестрица.
Ева. Я Ева.
Кэрол. Здравствуйте, Ева.
Ева. Здравствуйте... (Громким шепотом, Бьюле и Долли.) Она взяла из кассы деньги.
Долли. Она может делать все, что ей вздумается, — она ведь из рода Катрир!
Бьюла. Потише!..
Ева. А почему она босиком?
Бьюла. Говорят, когда ее последний раз задержали на шоссе, у нее пальто было надето прямо на голое тело.
Кэрол (телефонистке). Да, да, я жду. (Женщинам.) У меня каблук застрял между досками тротуара — они у вас тут сгнили совсем, — ну и сломался. (Показывает туфли, которые держит в руке.) Говорят, если утром сломаешь каблук, — суждено встретить свою настоящую любовь еще до темноты. Но когда я сломала каблук, было уже темно. Может быть, встречу свою настоящую любовь еще до рассвета? (У нее удивительно чистый, как у ребенка, голос.)
На площадке лестницы появляется Сестрица Темпл со старой вафельницей в руках.
Сестрица. Приехали?
Ева. Нет, это Кэрол Катрир.
Кэрол (в трубку). Дайте, пожалуйста, еще несколько звонков, он, верно, пьян...
Сестрица проходит мимо нее так же боязливо, как Ева.
...Никак не проберется между мебелью.
Сестрица. Ну и видик!
Ева. Ужас!
Кэрол. Берти? Это я, Кэрол. Здравствуй, милый. Ты что, споткнулся? Я слышала грохот какой-то. Я сию минуту выезжаю... Да, уже на шоссе... Все улажено, денежки свои я получила в обмен на обещание никогда не появляться снова в Двуречном графстве. Пришлось пойти на небольшой шантаж. Я заявилась к ним на обед вся размалеванная, с подведенными глазами и в своем жакетике с черными блестками — знаешь? Бетси Бу, жена моего братца, спрашивает: «Собираетесь на костюмированный бал, Кэрол?» — «Нет, — говорю, — хочу сегодня ночью маленько прошвырнуться взад-вперед по шоссе, между вашим городком и Мемфисом, как, бывало, в старые времена, когда я жила здесь». Она выскочила из комнаты как ошпаренная и вернулась с чеком, на котором еще не высохли чернила! И точно такой я буду получать ежемесячно, если избавлю Двуречное графство от своего присутствия... (Весело смеется.) Как Джеки?.. Милый малютка, поцелуй его за меня, крепко-крепко!.. Берти, дорогой, я еду прямо к тебе, нигде не буду останавливаться, подсаживать даже никого не буду по дороге — разве только тебе привезти кого, а? Встретимся в погребке «Под звездами» или, уж если явно буду запаздывать, поспею выпить с тобой чашку кофе в «Утренней встрече» еще до того, как ночные заведения закроются на день... Я... Берти?.. Берти?.. (Неуверенно смеется и вешает трубку.) Так, а теперь... (Вынимает из кармана пальто револьвер и идет за прилавок взять патроны.)
Ева. Что она ищет?
Сестрица Спроси у нее.
Ева (подойдя ближе). Что вы ищете, Кэрол?
Кэрол. Патроны для револьвера.
Долли. У нее ведь нет разрешения на револьвер!
Бьюла. А у нее и шоферских прав нет.
Кэрол. Пусть только кто пристанет...
Долли. Шериф Толбет должен узнать об этом, как вернется со станции.
Кэрол. Сообщите ему, леди, сообщите. Я его уже однажды предупредила, что если он еще раз остановит меня на шоссе, я разряжу в него эту штучку...
Бьюла. Если некоторые не в ладах с законом...
Ее прерывает панический визг Евы. Сразу же вслед за Евой вскрикивает Сестрица, обе бросаются к лестнице и взбегают на площадку, Долли тоже издает пронзительный крик и, отвернувшись, закрывает лицо руками. В лавку вошел колдун-негр. Лохмотья его украшены множеством талисманов и амулетов: кости, перья, скорлупки.
Его иссиня-черная кожа покрыта какими-то таинственными знаками, нарисованными белой краской.
Долли. Прогоните его, прогоните, он сглазит моего ребеночка!
Бьюла. Да помолчите же, Долли!..
Долли тем временем взбежала вслед за сестрами Темпл на лестничную площадку. Колдун подходит ближе, издавая невнятные звуки. Его беззубое шамканье — как шелест ветра в сухой траве. Он держит что-то в протянутой вперед трясущейся руке.
Что вы, не знаете этого сумасшедшего колдуна из Блу-Маунтин? Не сглазит он вашего ребеночка!
Когда негр входит в освещенный участок сцены, слышится примитивная мелодия или ритмическое постукивание ударных. Бьюла вслед за Долли поднимается на лестничную площадку.
Кэрол (очень чистым, звонким голосом). Подойди сюда, дядюшка, дай-ка взглянуть, что там у тебя. А, вижу: кость. Нет, нет, не надо, я не хочу ее трогать: на ней еще клочья мяса.