— Как вы узнали?
— Большой Джон знает все и видит все, — рассмеялась она. К тому же местные сказали. Не переживай, Джес. Он скоро очнется даже без головной боли.
Она сморщила носик и направилась к двум рюкзакам на полу. Из одного вытащила форму, белье и солдатские ботинки и бросила на кровать.
— Оденься, — она рылась в другом. — У нас мало времени.
Джейсон забыл, что он гол, и был чуть огорчен, что Бруни это не волновало. И он подошел к кровати, натянул рубашку и брюки, ворча от слабой боли, отзывающейся в животе.
Когда он сел и схватился за живот, Бруни сказала:
— Подожди чуть, Джес. Раны ещё не окончательно затянулись. В глубине ещё нет.
Подойдя, она протянула три пилюли, по-матерински строго приказав.
— Возьми и прими.
Джейсон посмотрел на пилюли и, когда она протянула ему чашку воды, кинул их в рот. Они прошли легко, и он спросил:
— Что я проглотил — селитру?
Бруни захихикала и покачала головой.
— Нет, это специальные витамины, быстродействующий антибиотик и энергетическая пилюля. Но селитра — неплохая идея. Я упомяну об этом Роузголду вместе со всей остальной информацией.
— У меня тоже есть, что ему сказать, — добавил Джейсон, обувая и зашнуровывая ботинки.
— Поторопись, — Бруни проверила часы и взялась за рюкзаки. Под ними Джейсон увидел два лазера.
Подняв их и бросив на кровать, она поторопила снова:
— Давай, нам нужно сегодня много пройти.
Он почти спросил, кому "нам", как дверь распахнулась. Его нервы были издерганы, и он повернулся, скорчившись от боли, готовый ударить непрошенного гостя.
Но он не ударил, хотя сначала не узнал входящего. Мужчина был выше Джейсона, 6 футов 7 дюймов, одет в форму, смуглый, как кубинец. Джейсон никогда его не видел; и все же было что-то знакомое. Что-то щелкнуло, когда их глаза встретились.
— Терлей? — Джейсон спросил без раздумий.
— Да, — худое лицо разрезали белые зубы. — Но как ты узнал, что это я?
Бруни подошла к кровати, положила руку на плечо Джейсону и сказала:
— Помнишь, Терл, Роузголд говорил, у Джейсона какое-то предвидение.
Она посмотрела на Джейсона и добавила:
— И я верю. Я не думала, что это Терлей в новом теле.
— В новом теле? — изумился Джейсон.
— Да, — Терлей усмехнулся. — Роузголд догадался, почему мозги распадались, и исправил. Нет линии смерти.
Джейсон засмеялся, радуясь, что нет ограничений пересадкам, и заметил, что загнанный взгляд Терлея исчез. Теперь он говорил "проваливай". Счастье жить сверкало только с проблесками опасности. Неосязаемое предчувствие чего-то, о чем Джейсон не хотел знать.
— Сколько нас? — спросил он громко, сменив тему.
— Терлей, я, ты и двое местных.
— Ты хочешь сказать, вы захватили поселок только вчетвером?
— Конечно. Почему нет? — вмешался Терлей. — Эти лохи не многого стоят, когда доходит до драки.
Выражение "лох", выговоренное с предубеждением, хоть и на грубом крестьянском диалекте, рассмешило всех, и все трое рассмеялись.
Но смех Джейсона стих, когда он подумал об О'Брайене:
— А где малыш, который тут командовал?
— Ты говоришь про О'Брайена?
— Да. Где он?
— О нем позаботятся.
— Дьявол! — воскликнул Джейсон. — Он мне нужен.
— Он был обещан местным. — Бруни была удивлена ненавистью, исходящей от Джейсона.
— Мне наплевать. Он мой!
Терлей хихикал, Бруни молча уставилась на Джейсона.
— Почему он для тебя так важен? Только потому что он тебя слегка помучил? Побил?
Джейсон удивился бы осведомленности Бруни, если бы такая ненависть к О'Брайену не билась в каждой извилине мозга.
— Все это может быть, — попытался он объяснить. — Я не знаю.
— Джес, такая эмоциональность ни к чему. О'Брайен может быть ублюдком, но он делал свою работу так, как умел. Ты не можешь...
— Дьявол! Не быть эмоциональным с человеком типа О'Брайена невозможно. С таким ты не можешь не отвечать всем существом. Я остался жить только из-за ненависти, которую он разжег во мне. Только. О'Брайен должен умереть. Больше, чем кто-либо, кого я знаю.
— Слушай, Джес, об О'Брайене позаботятся местные. У них больше претензий к нему. Из-за его забав они теряли друзей и близких. Вспомни, если люди не верят в борьбу за свободу, мы не можем заставить их рисковать головой. И мстить мучителям — их дело. Не твое.
Его слова эти не слишком убедили. Джейсон все ещё хотел насладиться, выжимая из капитана жизнь по капле. Он слишком долго об этом мечтал, чтобы ему отказали. Он даже собирался заспорить, но Бруни приложила пальчик к его губам.
— Верь мне, Джес, верь мне. О'Брайен в лучших руках.
Она подошла к рюкзакам и подала один Джейсону.
— Неси на правом плече, — сказала она. — Это ослабит напряжение в левом боку. Помни, тебе придется терпеть пару дней.
Бруни проверила лазеры и протянула один Джейсону. Он узнал свои инициалы на стволе и взял без слов, все думая про О'Брайена.
— Пошли, — приказала Бруни, Джейсон с Терлеем последовали за ней. Они прошли по знакомому Джейсону холлу в кабинет О'Брайена. От увиденного Бруни подавилась, Терлей усмехнулся, а Джейсон сконфуженно улыбнулся.
О'Брайен был прикручен к операционному столу, как девушка тогда, только руки были по бокам, а голова свисала в края. Но привязан он был так же крепко, как она. Повязка на носу сползла, и Джейсон улыбнулся, увидев зияющие раны. Глаза О'Брайена уже не были точками ненависти. Они были полны страха, и капитан снова был испуганным ребенком, каким его видел Джейсон несколько раз. Он плакал, губы дрожали в молитве или мольбе. Голос был слишком тих, чтобы быть уверенным.
В комнате были ещё мужчина и женщина с пляжа. Они кивнули Джейсону и продолжали готовить казнь О'Брайена. Джейсон не догадывался, чего они хотят, пока не увидел парашу. Полная до краев, та была прикручена к тяжелой железной ножке перевернутого стола. Увидев приготовления, он понял все и смутился. Он думал, что ненавидит О'Брайена больше всего на свете, но ему и в голову не приходила такая казнь.
Мужчина наклонил стол, и голова О'Брайена погрузилась в фекалии. Бруни снова подавилась и вышла в холл. Терлей стоял, наслаждаясь борьбой О'Брайена, когда лицо и вся голова того погружались в бак. Джейсон тоже остался, но он не испытывал триумфа. Он даже чуть сочувствовал капитану. Такая смерть не привлекательна, а для О'Брайена, сделавшего культ из чистоты, она, должно быть, хуже всяких пыток.