Она нарочно проигнорировала его вопрос, догадываясь, что он ждет от нее шквала негодования и возмущения. Ну так вот, она больше не даст ему ни единого шанса взять над собой верх в их словесных перепалках, даже если он будет следовать за ней по пятам!
На ее счастье, сегодня все были приглашены на гольф, который обожал Дилан и который Айви терпеть не могла. Какие бы цели он ни преследовал, не давая ей и шагу ступить, от этой игры он оказаться не сможет. Может, сегодня ей наконец удастся хоть немного побыть одной.
— Ладно, я пошел. — Дилан встал и посмотрел на нее сверху вниз. — Блейк сказал собраться в десять пятнадцать всем, кто хочет сыграть в гольф. Ты идешь?
— Конечно, — улыбнулась она, подняв на него сияющие глаза.
К десяти часам ее уже здесь не будет.
— Значит, встретимся в десять пятнадцать внизу, — словно не заметив ее триумфальной улыбки, сказал Дилан, внутренне усмехаясь.
Неужели она думает, что он забыл? А все-таки, интересно, что она задумала?
Надоел бывший муж? Он ведет какую-то непонятную игру, в которой назначил вас свой жертвой? Покажите ему, что вы не хуже его умеете играть в подобные игры! Кто знает, может, вы почувствуете к этому вкус и получите ни с чем не сравнимое удовольствие
(из книги Айви Мэдисон «Развод: путеводитель современной женщины. Счастливые мгновения одиночества»).
Дилан заставил себя идти медленнее, иначе рисковал оказаться впереди Айви. Приходилось признать, что способ избежать новой встречи она избрала простой, но эффективный, и теперь он был вынужден маяться в том или ином бутике торгового комплекса, распложенного прямо под открытом небом, чтобы случайно не попасться ей на глаза. Пока он не решит, что это время настало.
Ее золотистые волосы блестели на солнце, изредка вспыхивая медным пламенем. Прохладный морской ветер, дующий с океана, игриво шевелил ее юбку и дразнил взгляды прохожих мужчин, открывая взору длинные, молочно-белые стройные ноги. Ее плечи, которые едва прикрывал голубенький топ, могли бы показаться чересчур худенькими и хрупкими, как у подростка, но лично ему казалось, что по-другому и быть не могло. Потому что иначе это была бы уже не Айви, которую он знал и которая когда-то свела его с ума. Она что-то сделала с его сердцем, потому что уже больше никогда и ни одной женщине было не под силу достучаться до него.
Дилан заметил, как некоторые мужчины смотрят ей вслед и на их лицах проступает недоуменно-восхищенное выражение, словно они не понимали, что именно заставило их обернуться. Он невесело усмехнулся, вспоминая в этих прохожих себя. Айви всегда умела произвести впечатление, хотя никогда не прилагала к этому никаких усилий. Вот и сейчас она скользила среди толпы, улыбаясь всем и никому, открытая всему миру и в то же время недоступная и никому не принадлежащая.
Его кровь взбурлила.
Никому кроме него.
Волнение улеглось, и Дилан почувствовал странный холодок.
До того, как она сказала «да».
Дилан признался себе, что скучает по женщине, под внешней холодностью которой скрывается страсть, которую она тщательно скрывает не только от окружающих, но и от себя. Он все еще помнил сначала удивление, а затем и свой восторг, когда они в первый раз занялись любовью. Целомудренно-холодная дева-весталка в его руках вдруг превратилась в жрицу любви, ненасытную и жадную до чувственных удовольствий.
Ему стало любопытно, существует ли еще та, другая Айви, которой она иногда позволяла себе быть до их свадьбы, или ее больше нет. Дилан тут же поклялся себе, что выяснит это, даже если ухлопает на расследование больше времени, чем он рассчитывал.
Айви зашла в бутик, где продавали духи. Дилан остался стоять снаружи, пожирая ее глазами через витрину.
Она долго выбирала флакончик, затем поднесла один к лицу, глубоко вздохнула и закрыла глаза, вдыхая ни на что не похожий, такой неуловимый, но почему-то знакомый аромат.
Дилан видел, как изменилось лицо продавца. Он не поверил, когда ему вдруг почудилось, будто и сам чувствует этот запах, от которого его охватили тревога и трепет.
Вот продавец что-то сказал. Айви, словно очнувшись, отрицательно покачала головой и нежно ему улыбнулась. Ревность когтистой лапой царапнула его сердце. Когда-то она улыбалась так только ему! Это происходило не часто, и потому он особенно дорожил этой искренней улыбкой, в которую она вкладывала душу.
После свадьбы Айви стала улыбаться все реже и реже, пока с ее лица совсем не исчезла улыбка. Как жаль, что ему так и не удалось вытащить на свет ту дерзкую и прекрасную, беззаботную и темпераментную Айви, которая пряталась под ее оболочкой и которая иногда заговорщически ему подмигивала…
После минутного колебания, Айви решительно вытащила чековую книжку и положила флакончик в сумочку. Обменявшись с продавцом понимающей улыбкой, она вышла.
Дилан поразился произошедшей в ней перемене. Теперь она выглядела спокойной и почти счастливой.
— Вот так совпадение.
Меньше всего на свете Айви ожидала услышать его голос. Но, увы, именно этот протяжный, грудной голос своего мужа — бывшего мужа, поправила она себя, — в котором звучали нотки фальшивой радости и восторга, она и слышала.
Айви медленно обернулась, заметив и вспыхивающие смешинки в его глазах, и насмешку, притаившуюся в уголках его губ. Ее радужное настроение лопнуло как мыльный пузырь, потому что она поняла две вещи. Во-первых, это было совсем не совпадение, а во-вторых, Дилан намеренно растягивал слова, зная, что больше всего на свете она не переносила, когда он говорил с ней именно таким тоном.
— Совпадение?
Ее брови взметнулись вверх, копируя манеру Дилана ставить под сомнение какое-либо утверждение. Конечно, ее брови не так подвижны и не так выразительны, как у него, но она надеялась, что по крайней мере ирония ее вопроса не осталась незамеченной.
Дилан расхохотался.
Айви помимо воли нахмурилась. Понятно, иронию он заметил, но она его отнюдь не впечатлила.
— Почему ты меня преследуешь? — напрямик спросила она.
— Преследую?
Смех прекратился, однако последние его раскаты все еще витали в воздухе.
Айви поджала губы.
— Я же сказал тебе, что это просто совпадение, — пожал плечами Дилан, показывая ей пакет, купленный несколько минут назад.
— Женское белье? — почти пропела она, хотя боль звонкой струной отозвалась в ее сердце.
— Точно. Для моей секретарши. Вообще-то, — доверительно сказал он, — мои предпочтения лежат в области однотонных шелковых рубашек или… — он понизил голос до шепота, — или обнаженной кожи. Только вот не все согласны с моим вкусом, — почти театрально вздохнул он.
Глаза ее предупреждающе расширились, а струна боли превратилась в настоящий оркестр.