– Очень остроумно! Это что, такая извращенная методика лечения? Предполагается, что я приду в ярость, чудесным образом подскочу и запрыгаю по комнате?
Мэгги оперлась о ручки его кресла, наклонившись над ним. Боже, он прекрасно пахнет, именно так, как она всегда и представляла! Запах чистого мужского тела.
– Слушан, Пит, по мне, ты можешь хоть сгнить в этом кресле, Я делаю лишь то, о чем просили меня твои родители. Насколько я поняла, их нельзя назвать особо ласковыми, но они тем не менее о тебе беспокоятся. Надеются, что ты полностью поправишься, что, взглянем правде в глаза, вряд ли возможно. Ты сам врач и правильно оцениваешь ситуацию. Ты наверняка так и будешь хромать всю жизнь. И конечно, лет через десять, максимум пятнадцать, придется ложиться на повторную операцию.
– Не стоит мне рассказывать о моей болезни...
– Вот и хорошо! Но ты также должен понимать, что теперь все зависит от твоего желания встать. Можно загружать больное колено работой и учиться ходить. А можно вечно сидеть и хныкать, жалея себя, до тех пор, пока мышцы не атрофируются. Это твой выбор.
Его лицо не дрогнуло, только кадык нервно поднялся и опустился.
Мэгги выпрямилась, но не отошла от больного, точно зная, что ее соседство вызывало у него ощущение неудобства. При своем росте он привык возвышаться над людьми. И сейчас необходимость смотреть на нее снизу вверх давила на его подсознание. Вполне вероятно, что он еще и поэтому гнал всех прочь от себя.
С ней этот фокус не пройдет!
– Тебе никто не говорил, что нельзя быть такой настырной?
Она с трудом подавила улыбку.
– Золотко, я еще и не начинала. Познакомишься со мной поближе – тогда и начнешь либо любить, либо ненавидеть меня.
– Думаю, я уже тебя ненавижу.
– Сколько угодно! Ты можешь даже пытаться придушить меня, если это поможет тебе вылезти из кресла. Неужели не стыдно так себя вести? Столько людей за тебя переживают.
– Что за люди?
– В больнице. Те, что считались твоими друзьями.
– Ты там работаешь?
– В отделении физиотерапии.
– То-то ты мне кажешься знакомой. – Он оглядел ее с головы до ног. – Только раньше ты была...
– Слишком жирной?
Пит округлил глаза. Почему женщины всегда думают о какой-нибудь ерунде? Может, стоявшая перед ним девушка и была раньше потолще, он действительно этого не помнил. Зато глаза не забыл. Яркие и полные жизни. А что не сразу узнал ее – явный показатель того, насколько пустой стала его жизнь.
– Я хотел сказать, что раньше ты была с длинными волосами.
– Ага, до пояса, – согласилась она, накручивая на палец короткий завиток у лба. – Ладно, давай приступим к занятиям. У нас много работы. Твои родители показали мне комнату для тренировок и взятое напрокат оборудование. Вполне подходящее.
Черт, что за упорство! Разве он не сказал, что не нуждается в ее помощи? Не просил уйти?
– Мне кажется, ты меня совершенно не слушала.
Она снова склонилась над ним и негромко, но четко проговорила прямо в ухо:
– Ошибаешься, отлично все слышала. И решила не обращать внимания на твои слова.
Он почувствовал ее теплое дыхание на своем ухе.
Но ему нельзя расслабляться, ведь эта красавица уже стала подталкивать его коляску к двери. Пит вцепился в колесо.
– Послушай, Мэгги...
– Нет, это ты послушай.
Она снова оказалась прямо перед ним. Будь она мужчиной, ему было бы намного легче. А так он невольно косился на ее груди с едва заметной россыпью веснушек сверху.
Красивые полные груди. Как тут не залюбоваться!
– Я вытащу тебя из кресла, нравится тебе это или нет.
Он попытался не отрывать взгляда от ее лица.
– Чтобы я таскал за собой ногу и выглядел как полный дурак? Не собираюсь.
– По-твоему, каждый хромой выглядит как дурак? А раненые на войне солдаты? А дети с врожденными дефектами?
– Это совсем другое, – промямлил Пит. Ясно, что она пытается внушить ему веру в себя. Но ей не понять: чувствовать себя всю жизнь инвалидом и принимать помощь от окружающих не для него. И уж определенно не для Лиззи, его бывшей невесты.
– Что ты собираешься делать со своей жизнью? Пустить ее коту под хвост? Зачем тогда окончил колледж, обучался медицине? Выбросишь свой диплом на свалку, потому что боишься, что не справишься?
Он зло прищурился.
– Давай проясним ситуацию. Я никогда ничего не боялся и теперь не боюсь. Просто не люблю делать дело наполовину.
– Наполовину?
– Ты не поймешь.
– А ты попробуй объяснить.
– Я работал на «скорой помощи». Там нужно быть расторопным. Если я буду не в идеальной форме, то стану помехой для всей бригады.
– И что, твои коллеги стали бы жаловаться?
– Прямо бы не сказали, но легко догадаться, что они думали бы.
– Вот как! Понятно! Но ведь всегда можно найти работу врача в другом месте. Например, можно консультировать людей по телефону. Существуют же специальные горячие линии. – Она наклонилась так близко, что стало просто невозможно не смотреть на ее груди. Они просто лезли ему в лицо. – Скажи, о чем я сейчас думаю?
Он откашлялся.
– Судя по имеющемуся у меня опыту общения с тобой, какая-нибудь грубость или сарказм.
Улыбнувшись, Мэгги отодвинулась. Пит облегченно вздохнул. Может, он и калека, но все еще мужчина. Причем не знавший женского общества долгих четыре месяца.
– Вообще-то я думала о том, что ты приятно пахнешь. Такой чистый свежий запах, напоминающий воздух в октябре. Октябрь – лучшее время для походов! Нет ни жары, ни комаров. Зимнее пальто надевать еще рано, но в куртке холодновато, вот и приходится вечером согреваться у костра. А ночью забираться с кем-нибудь в спальный мешок.
Пит вдруг ясно представил, как он спит в одном спальном мешке с девушкой, типа той, что стояла сейчас перед ним.
Он попытался сглотнуть, но тщетно, во рту у него пересохло. Что за дурь она вбивает ему в голову?
– Знаешь, о чем я еще думаю? Если тебе наплевать на мнение окружающих людей, то зачем тогда вообще пользоваться одеколоном? Бриться? И если ты поставил крест на карьере, то к чему читать медицинские журналы? И еще: если тебе так нравится сидеть безвылазно в этом кресле, то почему ты тянешь шею и косишь глаза, когда я оказываюсь близко от тебя?
Потому что я не привык, что мне в лицо суют груди! – хотел он сгрубить, но не смог.
– Похоже, ты все знаешь. Можешь сама отвечать.
– А ты просто боишься. Ты боишься, что не потянешь на идеал. Открою тебе маленький секрет: ты и раньше не был идеалом.