Видимо, там было что-то настолько для него важное, важнее всего того, что он оставлял в Тарасове, поэтому я никак не могла позволить ему вывезти это «что-то» куда бы то ни было.
В моем распоряжении было чуть больше двадцати минут, и времени на раздумья уже не оставалось. И я решила действовать.
Я мысленно перебрала содержимое своей сумки в надежде обнаружить там какое-нибудь эффективное «спецсредство» для выполнения моей задачи.
В принципе я могла бы обойтись и без всяких «спецсредств», но боюсь, что это не прошло бы не замеченным для гуляющей по скверу публики. Приемы айкидо слишком эффектны. В то же время я собиралась не только забрать у Смысловского кейс, но и задержать его в Тарасове. А для этого нужно было причинить ему легкое увечье без серьезных последствий для здоровья, как говорят милиционеры.
Но именно этого мне сейчас делать не хотелось. То есть в другой ситуации – при необходимости, в серьезной переделке – я, не задумываясь, разряжу обойму в голову противника или переломаю ему руки и ноги, но подойти к ничего не подозревающему человеку и вспрыснуть ему что-нибудь сильнодействующее или применить против него электрошокер…
В конце концов, я – секретный агент, а не милиционер. А ловить преступников – их прямая обязанность. Моя же задача – раскрыть преступление, и я ее практически выполнила.
Таким образом успокоив собственную совесть, я подошла к Смысловскому и сказала:
– Вы не возражаете, если я присяду рядом с вами?
Он даже не вздрогнул при моем вопросе и ответил совершенно спокойным голосом:
– Пожалуйста, пожалуйста, тем более что, – он посмотрел на часы, – через десять минут я улетаю.
«А вот в этом я сильно сомневаюсь», – подумала я и достала из сумочки «дезодорант»…
Ровно через сорок секунд я вышла из здания аэропорта с кейсом в руке и с содержимым карманов Смысловского в сумочке. У него в бумажнике оказалась довольно крупная сумма, а паспорта было целых два – обыкновенный и заграничный. Видимо, он не расставался с ними никогда. Жизнь его трудно было назвать спокойной.
– За кем поедем? – услышала я второй раз за сегодняшний день.
Это был все тот же таксист, но сейчас в его появлении не было ничего удивительного. Высадив меня, он дожидался нового пассажира вместе с двумя другими таксистами на автостоянке аэропорта. А его вопрос сейчас означал просто традиционное дружеское приветствие.
Мне хотелось теперь вернуться к институту и посмотреть, что там происходит, но прежде всего мне нужно было избавиться от кейса. И поэтому я назвала таксисту свой домашний адрес.
– Всего-то? – разочарованно сказал он.
– Ну не каждый же раз за иномарками гоняться.
– А мне понравилось.
– Я думаю, – сказала я, намекая на собственную щедрость.
В ответ таксист только улыбнулся и промолчал. По дороге домой я думала о Смысловском и о том, что он почувствует, когда придет в себя через несколько минут и обнаружит отсутствие не только кейса, но и авиабилета вместе с деньгами и документами. Мне даже стало его жалко, несмотря на то что он не вызывал у меня никаких добрых чувств.
Я поставила его в довольно затруднительное положение, и теперь ему не на что улететь из Тарасова.
Мне не терпелось заглянуть в кейс, и это нетерпение можно было сравнить с тем незабываемым чувством, знакомым мне со студенческих лет, когда родители присылали мне к празднику посылку, и я приносила ее с почты.
Но уже тогда я научилась получать удовольствие от предвкушения праздника и, несмотря на то что сгорала от нетерпения, открывала ее не сразу, без суеты, дождавшись благоприятного момента. Чаще всего – глубоким вечером и наедине с собой, когда никто не мог нарушить торжественность момента, я вскрывала заветный ящик и, не торопясь, доставала оттуда первый сверток.
Иногда я проделывала это с закрытыми глазами, чтобы ненароком не увидеть прежде времени гостинцы сразу и этим самым лишить себя всякого удовольствия. Этот процесс мог затянуться на несколько часов в зависимости от того, сколько маленьких сверточков содержала в себе посылка.
Вот и сейчас я решила отвезти кейс домой, чтобы не иметь возможности, поддавшись искушению, заглянуть в него где-нибудь в сквере на лавочке.
Я никогда не называю таксистам своего точного адреса. Поэтому и теперь мы остановились за полквартала от моего дома. И, попросив водителя подождать меня пару минут, я проскользнула в арку соседнего дома и через проходной двор прошла к собственному подъезду.
Счастливо избежав на этот раз встречи с соседями, я вошла к себе домой, первым делом переоделась и только после этого выложила все свои трофеи, в том числе магнитофонную пленку с записью застолья в кабинете Смысловского, перезарядила, воспользовавшись случаем, микропленку в фотоаппарате и прежде, чем вернуться к машине, выглянула на улицу. Из окна моей кухни хорошо была видна и сама машина, и ее водитель, не проявлявший никаких признаков нетерпения.
Мне даже удалось рассмотреть огонек его зажигалки, от которой он прикуривал сигарету. Он не успел докурить ее и до половины, а я уже сидела в машине рядом с ним.
– Куда теперь? – спросил он, выбрасывая сигарету в окно.
– В центр, – ответила я, еще плохо представляя, где попрошу его остановиться. Дело в том, что на мне по-прежнему был этот жуткий парик и темные очки. Переодевшись в нормальное платье, я не рискнула кардинально менять свою внешность, чтобы не пугать таксиста, а в институте мне хотелось появиться в своем нормальном обличье. Поэтому прежде, чем отправиться туда, мне где-то нужно было окончательно привести себя в порядок.
В лучших детективных традициях я попросила высадить меня около кооперативного общественного туалета недалеко от Института красоты. Перед тем как покинуть машину, я достала из сумочки кошелек, чтобы расплатиться.
– Мне кажется, мы в расчете, – остановил он меня.
– В таком случае прощайте, – пожала я плечами.
– До свидания, – поправил он меня и снова улыбнулся.
Это уже походило на заигрывание с его стороны, но роман с таксистом не входил в мои ближайшие планы, и я оставила его реплику без ответа.
В туалете никого, кроме меня, не было, и я совершенно спокойно могла привести себя в порядок. С этой целью я подошла к большому продолговатому зеркалу в полстены и, только увидев в нем свое отражение, буквально оцепенела от внезапно пришедшей в голову мысли: таксист не мог узнать меня сегодня!
Эта мысль настолько потрясла меня, что потребовалось несколько минут, чтобы я вспомнила о цели своего визита в данное заведение.
Это действительно было необъяснимо! Никто не должен был узнать меня в этом экзотическом обличье. И не узнал. Ни Смысловский, ни даже мои ближайшие соседи, которые знали меня, как облупленную, не один день. Да что там говорить – я сама узнавала себя с трудом!