— Да уж, угораздило, господи помилуй, — с презрением в голосе бросила Шестакова.
— …По непонятной мне причине, — не обращая на нее внимания, продолжал Семушкин, — она меня всегда терпеть не могла и любыми способами старалась причинить мне неприятности. Вот и сейчас… Видимо, она узнала, что я встречался с ее сестрой, испугалась, что снова войду в их семью, и решила мне помешать. Я так полагаю, что она и затеяла всю эту адскую аферу. Уж не знаю, как ей удалось впутать сюда моего приятеля, но она, с ее умом интриганки, вполне на это способна. Скорее всего она заморочила ему голову, устроила эту канитель — и вот результат! Я, возможно, не образец добродетели, но заниматься шантажом — боже упаси! Я всегда уважал закон. К тому же что она может мне предъявить, кроме голословных обвинений?
— Предъявить есть что, — спокойно кивнул Карташов и полез в ящик стола. — Как, вы говорите, имя вашего приятеля? — небрежно спросил он, доставая листок бумаги.
— Э-э-э… — Семушкин замялся. — Ну, вы же понимаете, что этот человек здесь ни при чем, я не хочу его подставлять. Я, в отличие от Тамары Николаевны, человек честный и с принципами, знаете ли.
— Возможно, — усмехнулся Карташов. — Но дело даже не в том, что вы не можете назвать ничьего имени. Самое главное — вот. — И он показал Семушкину листок бумаги, на котором и было нацарапано письмо шантажиста.
— Простите, я плохо вижу… — Семушкин вытянул шею вперед, пошевелил губами, после чего с победным видом откинулся назад.
— Это не я писал, — оттопырив нижнюю губу, заявил он, — совершенно не мой почерк.
— Понятно, что своим вы бы не стали писать, — кивнул Карташов. — Но нам известно, что вы в прошлом художник, значит, в принципе можете владеть техникой подделывания почерка. А самое главное заключается в том, что современная графологическая экспертиза может стопроцентно определить, кому принадлежит данный образец. И неважно, изменяли вы почерк или нет, даже если бы вы писали печатными буквами, результат был бы тот же. Так что до получения результатов вы останетесь у нас, а затем — не обессудьте.
С этими словами он убрал листок.
— Чтоб тебя, паразита, на лесоповал отправили! — в сердцах сказала Тамара Николаевна.
— Вы пока свободны, — бросил ей Карташов. — Давайте пропуск, я подпишу.
Тамара Николаевна, выпустив напоследок еще несколько гневных фраз в адрес своего бывшего зятя, с достоинством удалилась. Лариса осталась в кабинете.
— Ну так что, признаетесь добровольно? — обратился к Семушкину Карташов. — Вам это зачтется.
— Мне не в чем признаваться! — гордо заявил Анатолий Михайлович.
— Ну что ж, дело ваше, — вздохнул подполковник. — Вина ваша все равно практически доказана, даже без этого письма.
— Послушайте, — миролюбиво обратился Семушкин к нему. — Ну чего вы вообще занимаетесь этой ерундой? У вас же убийство до сих пор не раскрыто, а вы время тратите на бредни этой сумасшедшей!
— Почему это убийство не раскрыто? — невозмутимо проговорил Олег Валерьянович. — Очень даже раскрыто. И преступник как раз сидит перед нами.
Анатолий Михайлович вдруг побледнел. Он попытался совладать с собой, но у него ничего не получилось. С него тут же слетели вся манерность и самоуверенность.
— Но… Да вы что… — выдавил он. — Вы что, серьезно хотите сказать, что это я убил Николая? Да это… Да это бред, это клевета! Это вам Тамара сказала, да? Послушайте меня, этой женщине нельзя верить, она ненормальная! Она всегда была крикливая и склочная, всегда огульно обвиняла кого угодно и в чем угодно, она же только кричать умеет! Она же одна живет, неудовлетворенная, она помешалась! Я вас не обманываю, поверьте мне!
— Анатолий Михайлович, — спокойно перебил захлебывавшегося в словах художника-шантажиста Карташов. — Вы уже достаточно сделали для того, чтобы у нас не было оснований вам доверять. И следствие считает, что вы первая кандидатура на роль преступника. У вас был мотив убить Голованова. Скрытый, но сильный. Голованов мешал вам, и мешал здорово. Я не стану даже говорить о том, что он мешал вам видеться с детьми — вас это не интересует, от детей вы отказались. Главное, что не давало вам покоя — это деньги. Деньги вашей бывшей супруги. У вас самого нет ни гроша и, по всей видимости, не будет. И поэтому Николай Алексеевич вам очень мешал, будучи живым. Ведь он не позволял своей супруге финансировать вас. А умри он — и сразу решаются все ваши проблемы. Средства его большей частью достаются Людмиле Николаевне, а она женщина мягкая, уступчивая, слабая… На нее можно надавить, уговорить — да что угодно, вы же знаете к ней подход. И сделать-то нужно самую малость — подсыпать яд, это же так просто! Тем более что вас Голованов знал, и пусть даже он к вам плохо относился, но в дом вполне мог впустить, не подозревая, что у вас на уме. А дальше — дело техники. К тому же Голованов был прилично подшофе, так что контролировал себя не очень хорошо. Итак, у нас складывается картина преступления…
— Но вы ошибаетесь, ошибаетесь! — вскричал Семушкин. — Я не убивал его.
— Хорошо, а где вы были в ночь с шестого на седьмое марта? — вкрадчиво спросил Карташов. — Скажите, мы проверим ваше алиби, и если оно подтвердится — слава богу, по этому вопросу к вам претензий не будет. Говорить будем только о шантаже.
— Но у меня нет алиби! Так получилось, что нет. Я же не знал, что мне следует им запастись, поймите, если бы я действительно убил, то позаботился бы об алиби, как вы считаете?
— К сожалению, милейший, так говорят многие, — развел руками Карташов. — И потом, как бы вы позаботились об алиби, если находились в ту ночь в дачном поселке? Вы же непрофессионал по таким делам…
— Но… Я действительно не убивал, почему вы на меня подумали? Из-за этого дурацкого шантажа? Хорошо, хорошо, я вам признаюсь. Да, я в самом деле хотел получить деньги с Тамары. Для нее же просто их достать — Людмила всегда даст, для нее это мелкая сумма, а потом и возвращать у сестры не потребует, я же ее знаю! А я, я имею моральное право! Я должен же хоть что-то получить за то, что моих детей воспитывал чужой человек!
— Ну, в этом вы сами виноваты, — вставила Лариса холодно.
Карташов мельком взглянул на нее, но ничего не сказал. Вместо этого он обратился к Семушкину:
— Давайте оставим все эти речи о моральном праве и обратимся к фактам. Итак, вы признаете, что шантажировали Тамару Николаевну Шестакову, вымогая у нее одну тысячу долларов?
— Да, — в сторону сказал Семушкин. — Признаю.
— Отлично. Вот это уже разговор пошел.
Карташов повеселел, достал бланк протокола и начал заполнять его.
— Расскажите, как вам в голову пришла такая мысль. И как вы вообще узнали о тайной профессии Тамары Николаевны?
— Случайно, — Семушкин как-то суетливо заерзал на стуле и нервно покраснел.
— А все-таки? — уточнил Карташов. — Расскажите.