Несмотря на свою скромную должность, наш Ромка принимает в расследовании самое активное участие – порой даже слишком активное, и его приходится сдерживать. Вот уж кому лавры Шерлока Холмса не дают покоя, так это Ромке. Впрочем, голова у него работает совсем неплохо, и я готова согласиться, что Ромку ждет большое будущее.
– Нет, бумаги я пока не смотрела, – ответила я. – Мне кажется, будет разумно, если мы посмотрим их все вместе. Но сначала мне хотелось бы подробнее обсудить возможные мотивы убийства. Может быть, убийцу действительно нужно искать среди спившихся подонков? Что вы об этом думаете?
– Как пить дать! – уверенно заявила Маринка. – Сейчас ведь по улицам пройти страшно. Недавно у подруги одной моей знакомой на набережной цепочку сняли. Можно сказать, среди бела дня. А тут в заброшенном доме, ночью! Как хотите, а в данном случае милиция абсолютно права.
– Да? А что же тогда у погибшего ничего не взяли? – запальчиво возразил Ромка. – Ни паспорта, ни инструментов. Бомжи бы наверняка на них польстились – продали бы за бутылку.
– А почему ты думаешь, что ничего не взяли? – высокомерно спросила Маринка. – Ты там был? Может, как раз взяли? Только то, что взяли, уже, естественно, – тю-тю… Ищи теперь!
Ромка озадаченно раскрыл рот, но так ничего и не возразил – кажется, экспромт Маринки показался ему убедительным. Мне и самой такое развитие событий показалось вполне правдоподобным.
Маринка обвела нас торжествующим взглядом, но тут подал голос Виктор, выразившись, по своему обыкновению, предельно кратко и оттого несколько загадочно.
– Было тихо, – сказал он.
Наш фотограф имеет за плечами немалый жизненный и военный опыт – во время афганской войны он служил в роте армейской разведки. Наверное, ему пришлось многое повидать, но вряд ли мы когда-нибудь узнаем подробности – Виктор предпочитает большей частью помалкивать, а если что-то все-таки говорит, то его слова больше напоминают шифрованное сообщение. Правда, пообщавшись с ним, я научилась расшифровывать его сообщения на лету.
Вот и теперь я поняла, что он имеет в виду, – действительно, Мария Николаевна это подчеркивала – в ту трагическую ночь в Пряничном переулке было тихо. Теперь трудно было судить, насколько это утверждение соответствовало действительности, но совсем от него отмахиваться, конечно, не стоило.
– Так можно гадать до бесконечности, Ольга Юрьевна! – сказал Кряжимский. – И мы так ничего и не решим. Видимо, все-таки следует начать именно с бумаг, с которыми погибший связывал большие надежды. Мне представляется, что они должны многое прояснить. Лично я вижу только две версии. Одна, которую предлагает милиция, а вторая… – Он озабоченно оглядел нас. – Это только предположение, конечно, но давайте представим, что Стрельников нашел что-то действительно ценное. По словам его жены, в городе есть еще немало людей, которые занимаются тем же промыслом. Проще всего было бы заподозрить кого-то из них. Но, как правильно сказала Ольга Юрьевна, зачем им это нелепое убийство? Если они были уверены, что находка уже дома у Стрельниковых, не лучше ли было попытаться похитить ее оттуда? То есть вы понимаете, что, говоря «лучше», я вовсе не имею в виду моральную оценку их деяния. Просто так было бы практичнее, безопаснее и разумнее, наконец!
– Тогда получается… кто-то третий? – сказала я.
– Вполне возможно, – кивнул Кряжимский. – Это могло быть роковое совпадение. Некто тоже искал эти бумаги. Искал целенаправленно, точно зная, где они и какую ценность представляют. Но он опоздал на один день. Стрельников его опередил. Возможно, на этом все и закончилось бы, но Стрельников захотел еще раз вернуться в тот дом. Это его и погубило – тот, кто искал бумаги, конечно же, не мог так просто смириться с фактом их исчезновения. Он тоже пришел туда еще раз. Действия Стрельникова убедили этого неизвестного, что бумаги взял именно он. Ну а дальнейшее уже понятно – Стрельникова, видимо, пытали – выколачивали признание. Полагаю, что он имел дело не с одиночкой – скорее всего, там была группа из двух-трех человек… Но почему-то мне кажется, что Стрельников ничего им не сказал. Ведь Мария Николаевна принесла бумаги сюда. Но на этом я прерываю свои построения. Несмотря на их правдоподобие, это не более чем гипотеза. Давайте посмотрим находку!
– Ну что ж, давайте посмотрим! – согласилась я.
Все придвинулись к столу, а я с некоторым трепетом принялась разворачивать пакет. Не знаю, что я ожидала увидеть, но почему-то по моей спине в этот момент пробегал нервный холодок.
В пакете обнаружилась какая-то коробка, завернутая в новую газету. Сняв газету, я увидела, что это жестяная коробка из-под чая, уже слегка заржавевшая, с облупившейся краской. Однако слово «чай», выписанное затейливой вязью, еще можно было прочесть.
– Знаете, – проговорил смущенно Кряжимский, рассматривая коробку, – у меня ощущение, будто я в детство заглянул. Мама, помню, всегда такой чай покупала. Это ведь год пятьдесят третий – пятьдесят четвертый, не позже. Считай, полвека коробочке!
– Да за это время она бы давно сгнила! – недоверчиво воскликнул Ромка.
– Мы же не знаем, как ее хранили, – возразил Кряжимский. – Вероятно, хозяин позаботился о том, чтобы коробка сохранилась. Хотя время ее не очень-то пощадило, я бы сказал. Но, может быть, откроем крышку, Ольга Юрьевна?
Открыв крышку, я вытряхнула на стол небольшой рулон, закатанный в тонкую резину. Осторожно освободив рулон от резиновой оболочки, я наконец добралась до бумаг.
Их было совсем немного – обрывок старой карты из тех, что называются «офицерскими», еще одна карта, но уже нарисованная от руки, и довольно пространная записка на немецком языке. Обозначения на обеих картах тоже были выполнены по-немецки.
Эти бумаги были еще старше банки, в которой они хранились, и, наверное, давно бы уже истлели и рассыпались в прах, если бы заботливый хозяин в свое время предусмотрительно не запечатал каждый листок в резину.
– Та-а-ак! Кто у нас полиглот? – спросила я, и все взоры немедленно обратились на Маринку.
Она явно была польщена, но не упустила случая поломаться.
– Вы хотите, чтобы я это прочитала? – спросила она. – Не уверена, что у меня получится. Я уже все забыла. Кажется, это немецкий? – Она заглянула в записку, и лицо ее вытянулось. – Ну и почерк! Очуметь можно! И эта куриная лапа еще старалась писать готическим шрифтом! Чтоб у него руки отсохли!
– Боюсь, что у него уже не только руки отсохли, – заметил Ромка. – Судя по состоянию бумаг, тип, который их писал, давно уже тлеет в земле сырой, и ему твои претензии по фигу!
– Ему, может быть, – парировала Маринка. – Но я действительно не смогу вот так с ходу! Тут надо разбираться с лупой, а, возможно, и со словарями. Может, это на диалекте написано… Хотите, я возьму это сокровище домой?
– Не возражаю, – сказала я. – Но, может быть, ты сейчас хотя бы определишь, что за город изображен на карте, что за местность? Здесь-то шрифт типографский!