— Лидия Петровна, мне нужно поговорить с Екатериной Николаевной, — повторила я на сей раз безапелляционным тоном. — Это очень важно. Мы сейчас подъедем.
Тареева ничего не успела ответить, так как я, не прощаясь, положила трубку. Валера поехал со мной. Поговорить с Золотовой мне и в самом деле было необходимо: накопилось множество вопросов, ответить на которые могла только она. Точнее говоря, с помощью Екатерины Николаевны мне нужно было проверить всю полученную информацию. Почему она рассталась со своим любовником? Действительно ли конфликт с Куракиным можно считать исчерпанным? Кого сама Екатерина Николаевна подозревает в случившемся?.. Хотя на последний вопрос я уже, в принципе, знала ответ. В тот злополучный вечер, в пятницу, она пробормотала, что ничего не знает и никого не подозревает. Но об этом она говорила почти в беспамятном состоянии. Теперь же Екатерина Николаевна наверняка обдумала произошедшее, не исключено, что и ей самой что-то пришло в голову.
— Ирина, и ты собираешься пугать больную женщину своими вопросами? — спросила Галина Сергеевна, когда я сообщила о цели своей поездки. — Тебе ее не жаль? Она еще настолько слаба, что вряд ли от нее можно добится чего-то конкретного. Не думаю, что Екатерина Николаевна готова возвратиться к ужасным воспоминаниям.
— И тем не менее, Галина Сергеевна, нам с Золотовой нужно увидеться, — поддержал меня Гурьев. — К тому же это в ее интересах. Екатерине Николаевне ведь не все равно, кто покалечил ее. — Да, ей сейчас надо подумать о себе, — вздохнула Галина Сергеевна. — К тому же предстоит перенести еще столько операций. Сейчас, уверена, ее больше волнует будущее, чем прошедшее. Да и вряд ли вас врачи пустят к ней…
— Попробовать надо, — ответил Гурьев и посмотрел на меня. — Ну, едем?
Я согласно кивнула и схватила со стола свою сумку. Галина Сергеевна вышла с нами. Она поехала домой, мы же с Гурьевым сели в автобус, чтобы добраться до ожогового центра при областной больнице.
* * *
Белые халаты на меня всегда производят удручающее впечатление. И это не потому, что я боюсь врачей. Нет, просто люди этой профессии появляются в жизни каждого человека не в самый счастливый момент. В больнице я всегда чувствую себя неуютно.
Уже зайдя в регистратуру, я и на этот раз ощутила какой-то своеобразный дух, витающий в этом заведении. Может быть, виной всему невыветривающийся запах лекарств. В регистратуре практически никого, кроме нас, не было. На единственном стуле в коридоре сидел престарелый мужичок, склонивший голову набок. Кажется, он вообще уснул.
В окошке регистратуры я заметила довольно миловидное личико молоденькой медсестры. Она с интересом посмотрела на нас, ожидая, когда мы сообщим о цели своего прихода, и когда Валерка сказал, что мы хотели бы навестить больную Золотову, девушка подняла на нас удивленный взгляд.
— Вы знаете, это очень тяжелая больная, — заметила она, порывшись в своем журнале. — Врач не рекомендует частые посещения. Только близкие родственники. Поэтому я не могу вас пропустить.
— А мы и есть родственники, — не моргнув глазом, соврал Валерка.
— Родственники? — недоверчиво посмотрела на нас девушка.
— Я ее сестра, — подтвердила я.
Я вынуждена была пойти на ложь, иначе нас бы не пропустили. Я очень редко говорю неправду, но теперь без этого было не обойтись, тем более что и Гурьев начал с того же.
— А вы, молодой человек? — обратилась сестра к Гурьеву. — Кем вы приходитесь больной?
— Он мой муж, — поспешно ответила я.
— Вас, молодой человек, я пропустить не могу. А вы проходите. — Девушка ткнула в меня пальцем, но я нисколько не обиделась на такое обращение. — Халат есть?
— Ой, совершенно забыла. Мы так спешили, — затараторил Валерий.
— Девушка, возьмите этот, — медсестра показала мне на один из халатов грязно-серого цвета, висевших в углу регистратуры. — У нас без них нельзя. С этим строго.
— Хорошо, спасибо большое, — поблагодарила я, и Валерка накинул мне на плечи халат, от которого противно пахло лекарствами. — Ты здесь подождешь?
— Конечно. Удачи тебе.
Я прошла через регистратуру, и уже сзади послышался голос девушки.
— Тринадцатая палата! — крикнула она.
Меня почему-то передернуло при упоминании этого числа. Я, вообще-то, не очень суеверная. Например, если кошка перебежит дорогу, я не обращу на это никакого внимания, даже плевать через плечо не стану. Но сейчас упоминание этой цифры связалось с чем-то зловещим. И сразу вспомнилось, что за границей в иных больницах и салонах самолетов этот номер вообще исключен из нумерации.
В коридоре, в который выходили двери палат, стояла тишина. Врачей не было видно. Я заметила у стены каталку, накрытую целлофаном грязно-зеленого цвета. В окно рассеянно смотрела немолодая женщина с перевязанной рукой. Наверное, пациентка больницы, решила я. Женщина повернулась ко мне лицом, и я заметила, что правый глаз ее прикрыт марлевой повязкой.
— Вам кто нужен? — поинтересовалась она довольно строго, осмотрев меня с ног до головы.
— Мне в тринадцатую палату, — сообщила я.
— Последняя дверь в конце коридора, — объяснила женщина и опять отвернулась к окну.
Надо же, какая добрая! Я к ней за помощью не обращалась, а она мне все объяснила. Хотя нужную палату я бы и сама нашла без труда: нумерация шла по порядку. Я остановилась перед дверью с цифрой «13» и легонько постучалась. Ответа не последовало, поэтому решилась заглянуть.
Палата была одноместной, как я успела заметить. Разглядеть что-то подробнее я не успела, так как сразу же ко мне подскочила Тареева, до этого сидевшая около кровати.
— Ирина Анатольевна?! — изумленно воскликнула Лидия Петровна, не сдержав удивления. — Как вы-то прошли? Пускают же только родственников!
— Ну, вы тоже не родственница, — заметила я, оглядываясь.
В палате было светло, но воздух не отличался свежестью. Рядом с кроватью стояла небольшая тумбочка, а с другой стороны у стены — столик и холодильник. На тумбочке, как и водится в больницах, стояла упаковка сока, лежали фрукты.
Екатерину Николаевну узнать было тяжело в накрытой до подбородка одеялом женщине с перебинтованной головой. Цвет кожи был неестественно розовым, а губы, наоборот, белесыми. Золотова при моем появлении не издала ни звука, зато Тареева уже щебетала мне на ухо:
— Катенька только уснула. Ей сделали укол успокоительного. Медсестра оставила меня с ней, чтобы никто не потревожил ее сон.
— А где Иван Михайлович? — спросила я шепотом.
— Ваня уехал домой за продуктами и вещами. Он и так здесь все дни и ночи напролет, измотался весь. Я его сменила…
Тареева замолчала, так как с кровати донесся еле слышный звук: как мне показалось, Золотова проснулась. В тишине голос Екатерины Николаевны звучал отчетливо, но был еще настолько слаб, что мне пришлось подойти поближе, чтобы что-то расслышать.