Мы прошли вперед еще немного и вдруг обнаружили небольшую стальную дверь, слегка приоткрытую и как бы приглашающую войти.
— А вот это, стало быть, та самая дверь, через которую наш Павлик вышел, как он говорил, во дворик, — констатировал Валера. — Кто-нибудь из присутствующих видит причины не последовать его примеру?
Недолго думая, мы вышли в эту дверь. И вправду оказались в небольшом дворике, окруженном с трех сторон высоченными кирпичными стенами остальных корпусов крекинг-завода, совершенно глухими: ни единого окна не выходило на эту сторону. Только с четвертой, слева от нас, оставалось неширокое открытое пространство. При неверном свете одинокого уличного фонаря возле самой нашей двери были видны тускло поблескивающие рельсы подъездных путей, что шли через это пространство, ширина которого, как мне тогда показалось, едва-едва позволяла вместиться одной-единственной цистерне, так что рядом с трудом можно было протиснуться. Зато возле двери, через которую мы попали во дворик, обнаружилась небольшая ниша, и прямо из стены над нами выходило несколько толстых тяжелых шлангов, маслянисто поблескивавших в свете уличного фонаря над нашей головой.
— Похоже, что здесь перекачивают нефть из цистерн в реакторы, — сказала я, кивнув на шланги. — Вон, видите, как все в нефти перемазано!
Валера Гурьев согласно кивнул. Не только шланги, но и все кругом было заляпано, закапано нефтью, капитально замусорено какими-то словно застывшими пузырьками, бумажками. Выглядело это все уныло и неприветливо, как, впрочем, всегда выглядят подобного рода производственные территории, по выражению моего супруга Володьки, антропогенные ландшафты.
— Вот здесь, значит, и снимал наш Павлик таинственные нефтяные цистерны, в то время как некий ядреный пролетарий доставал из них большие, перемазанные в нефти мешки, а в них пакеты поменьше, а в тех пакетах марихуана, — констатировал Валера.
— Понятно теперь, почему они не постеснялись делать это днем, — заметила я. — Смотрите, как это место идеально защищено от посторонних взглядов. С трех сторон глухие стены, с четвертой тоже закрыто цистерной, никому ничего не видно. Незачем и темноты ждать. Тем более что на этом заводе ночью так же многолюдно, как и днем.
Гурьев наклонился и поднял с земли нечто большое, темно-коричневое, напоминающее негнущийся лист резины.
— Вот он, — сказал Валера, показывая нам то, что держал в руках. — Вот он, этот мешок. Только посмотрите, как он хитро устроен!
И стал осторожно отдирать от основной материи мешка какую-то тонкую полупрозрачную пленку.
— Видите? — сказал он. — Этот мешок был, кроме всего прочего, одет в тонкую полиэтиленовую пленку. Предосторожность, чтоб нефть не проникла. Эти мешки из химического волокна, — он потряс тем, что держал в руках, — они же вовсе не герметичные, вода сквозь них свободно проходит, а нефть тем более.
— И как же они умудрялись все это запаковывать? — недоумевала я.
— Наверное, специальным вакуумным упаковщиком, — сказал Валера. — Не такая уж редкая штука, если честно. В любом приличном супермаркете такой обязательно стоит. И для его работы всего-то и надо, что обычная бытовая розетка в 220 вольт, так что установить ее где угодно не составит проблем.
Я кивнула, переваривая полученную информацию. Получалось, что тот, кто все это устроил, продумал каждую мелочь.
— Так, а вот те самые небольшие пакеты, — сказал Валера, поднимая с земли один из них. — Тот же самый полиэтилен, значит, точно так же травку прямо на месте упаковывали партиями.
— Почему же он тогда порван? — спросила я. — Этот упаковочный полиэтилен что, такой непрочный?
— Он может быть порван, если в упаковщике произошли сбои, — вдруг сказал Костя Шилов. — У меня знакомый в супермаркете работает. Так он рассказывал, что их упаковщик, в принципе, нормально работает, а когда что-то на него находит, он начинает оставлять в упаковках слишком много воздуха.
— И этот так! Точно, точно! — воскликнул Валера. — Под давлением нефти эти пакеты во время перевозки полопались, и травка просыпалась. Вот, смотрите-ка! — Он показал нам пакет на свет. — Видите, он в нефти перемазан, а к ней часть травы пристала.
— А ты на сто процентов уверен, что это именно марихуана? — спросила я.
Валера внимательно осмотрел пакет с частицами прилипшей травы, смущенно помялся.
— Похоже, во всяком случае, — сказал он.
— Надо этот пакет с собой захватить, — решила я. — Показать его Володьке, пусть он определит, что это за трава, марихуана или, может, просто какие-нибудь измельченные сорняки на корм скоту.
— Что мне непонятно, — задумчиво сказал Валера Гурьев, оглядываясь, — так это как им удалось предохранить мешки от всплытия в цистернах. Ведь они же должны плавать в нефти, как хрен во щах…
— Прижали чем-нибудь, — предположил Костя Шилов. — Вон, кстати сказать, что за обрезки рельсов валяются? Очевидно, тоже в нефти перепачканные…
Приглядевшись, мы действительно обнаружили какую-то странную груду металлолома, сваленную у края железнодорожной насыпи. Впечатление было такое, что они не просто были перемазаны в нефти, но пролежали в ней достаточно долгое время. Валера, осмотрев их, удовлетворенно кивнул, а я смотрела на все его действия и пыталась представить, насколько все это реально: заложить в нефтяные цистерны мешки с марихуаной, да еще прижать их сверху какой-то железякой, чтобы не всплыли… Тогда много ли останется места для самой нефти? Впрочем, подумалось мне, нефтяные цистерны огромные, на несколько десятков тонн, туда много что может уместиться. А на месторождениях нефть едва ли измеряют при загрузке. Просто заливают в цистерну, видят, что она полна, значит, все готово, можно отправлять в путь. Так что это все оказалось вполне реально — перевозить наркотики таким способом…
— Слушай, Ирина, а это что за хлам? — спросил Валера, указывая куда-то вперед, чуть дальше.
Мы направились к куче мусора, который лежал возле бетонной стены в стороне от рельсов. Валера наклонился, поднял одну из больших банок из коричневого стекла и, прочитав этикетку, тихо присвистнул.
— Смотрите-ка. Вот это истинно по-русски, — сказал он, протягивая стеклянную банку мне. — Сделать злое дело и даже не потрудиться замести следы!
На этикетке стояло: «Сернистый ангидрид».
— Или он здесь все-таки применяется в каком-нибудь технологическом процессе? — вдруг усомнился в собственных выводах Валера.
Я в ответ пожала плечами: с такими вопросами надо обращаться к моему Володьке, а не ко мне. Мы торопливо стали поднимать одну за другой стеклянные банки, которых тут, возле путей, было множество. На всех них была одна и та же надпись «Сернистый ангидрид», но вскоре Костя Шилов протянул мне точно такую же стеклянную банку, на этикетке которой я прочла: «Концентрированная азотная кислота».
— Ну? — сказал Валера торжествующе. — Какие еще нужны тебе доказательства?