— Значит, они держали ситуацию под контролем, — сказал Валера невозмутимо. — Кто-то постарался сделать так, чтобы и взрыв произошел будто бы по естественным причинам, и Венглер в это время на месте был. Кто-то должен был задержать его в цехе как раз в это время.
— Как это — задержать? — удивилась я. — В цехе его держал один только Щеглов, я видела, как они стояли посреди цеха и чесали языки. А Щеглов сам чуть-чуть не погиб во всей этой заварухе.
— Вот именно — чуть! — саркастически усмехнулся Валерий. — Ты говорила, он сегодня снова водил вас по крекинг-заводу с экскурсией, а потом вы даже сели пьянствовать вместе с ним?
— Ну, сели, и дальше что?
— Больно уж легко он отделался, вот что! — Гурьев криво усмехнулся. — Как же так получилось, что, находясь практически в одинаковых условиях, один человек погиб, а другой почти не пострадал, только рожа обгорела? Ну, объясни мне! — закончил Валера торжествующе.
— Щеглов говорит, он за бетонным экраном спрятался, — попыталась робко возразить я.
— Ах, за экраном! — Валера цинично рассмеялся. — А почему тогда он за этот экран Венглера не утащил? Что же он своего товарища бросил?
Валера смотрел на меня победоносно, а мне словно огнем обожгло грудь. Щеглов — главный злодей во всей этой истории? Да ну, бред какой-то! То, что Щеглов трепло и бабник, я согласна, но убийца! Однако в следующий момент мне вспомнились неприятные, безобразные морщины вокруг его рта. Значит, все-таки Щеглов? И я целых два дня провела в обществе матерого уголовника, торговца наркотиками, злодея и убийцы? Мне вдруг стало невыносимо душно, хотя спустившаяся на город осенняя ночь, ясная и сухая, становилась все свежее и холоднее.
Костя Шилов тем временем принялся рассказывать, что в армии во время боевых действий бывали такие случаи, когда практически в одинаковых обстоятельствах, при взрыве или чего-то в этом роде, один человек погибал, а находившийся буквально рядом с ним выходил из переделки живым и невредимым, как будто ничего с ним не случилось. Так происходит потому, что существует как бы два типа людей, продолжал Костя. Одни в момент опасности или, скажем так, экстремальной ситуации впадают в особого рода транс, когда им кажется, что время вдруг остановилось, все вокруг происходит как в замедленной съемке, и они начинают что-то делать, и делают все, в общем-то, правильно, и спасают свою жизнь. А другие, наоборот, замирают на месте, смотрят тупо на происходящее и ничего не предпринимают. Если такие случайно остаются живы, их потом спрашивают, ты что это, мол, ничего не делал, стоял столбом. Тогда они рассказывают, что про само происшествие ничего не помнят, будто в тот момент в черную яму какую-то провалились. Так что, сделал вывод Костя Шилов, ваши Щеглов и Венглер могут попросту принадлежать к этим двум разным типам людей. Щеглов как понял, что реактор сейчас взорвется, так вошел в этот самый транс и вовремя метнулся к защитному экрану. А Венглер впал в апатию, замер на месте, ну, его взрывом-то и накрыло!
Мы с Валерой, занятые каждый своими мыслями, рассеянно слушали Костины объяснения.
— Все равно странно, — сказала я задумчиво. — Подгадать так, чтобы взрывом убило одного только Венглера, и так рисковать при этом жизнью самому! И почему, спрашивается, в этот момент оказалась там я? Это что, тоже случайность? Или кто-то меня все-таки подставил? Если подставил, то зачем? И почему я не могу найти концов, кто именно пригласил меня на этот крекинг-завод? Щеглов ведет себя так, будто он сам здесь ни при чем, а инициатива исходила от кого-то еще.
— Конечно, он теперь так себя ведет, — согласился Валера. — Зачем ему лишний раз в этой истории светиться?
— Мне кажется, в первую очередь нам надо найти того, кто мог подсыпать реагенты в железнодорожную цистерну, — сказал Костя Шилов убежденно.
— Да, только и всего, пустячок какой-то, — заметил ехидно Валера Гурьев. — Это мог сделать кто угодно, понимаешь ты, Костя, любой рабочий. Подозревать можно весь завод.
Я рассеянно кивнула. Конечно, это мог сделать кто угодно, и нет никакой возможности уличить его в этом. А если я начну во всем этом копаться, задавать неприятные вопросы всем подряд, мне или будут врать и давать путаные, противоречивые сведения, как Щеглов, или просто пошлют куда подальше, как этот лысый управленец, с которым я беседовала сегодня утром. Одним словом, все это задачка не из легких.
— Послушайте, ребята! — сказала я решительно. — Мне нужен работник завода, в котором я могла бы быть на сто процентов уверена, что он к убийству Венглера и контрабанде наркотиков непричастен. Думаю, от такого человека мы могли бы получить наиболее объективную информацию о том, что на самом деле происходит на этом проклятом крекинг-заводе.
— Ну, это ты многого захотела! — рассмеялся Валера Гурьев. — Где ж ты такого возьмешь? В душу людям не залезешь, правильно? Не посмотришь, что там у них происходит.
— Однако я знаю такого человека, — не слушая его, продолжала я.
— Да? И кто же это?
— Наташа Шутова, аппаратчица, едва не погибшая при взрыве реактора. Едва ли она, зная о готовящемся преступлении, согласилась бы так рисковать своей жизнью. И не только жизнью: ведь в случившемся непременно обвинили бы ее, что, собственно, и произошло на самом деле.
— И что-то из заводских сплетен она наверняка знает, — заметил Валера с усмешкой. — Молодец, Ирина, ты гений! Если в этой истории и можно кому-то верить, так это пострадавшей аппаратчице. Нам надо с ней непременно побеседовать. Только вот где ее сейчас найти?
— В одной из городских больниц, — отвечала я.
— Ах да! — воскликнул он. — Я же видел, как ее вчера на «Скорой» увозили. Если так, едва ли ее отпустили по истечении суток. Ты подожди, Ирина, — Гурьев снова достал свой мобильник. — Сейчас я позвоню кое-кому и все выясню.
Еще раз уточнив у меня фамилию и имя аппаратчицы, Гурьев стал названивать куда-то, кажется, диспетчеру службы «Скорой помощи». Там ему сообщили номер телефона больницы, и я видела, как лицо у Валеры при этом заметно вытянулось. Предчувствие, что опять возникли какие-то препятствия, стало томить меня, но я не решалась задавать вопросы, предпочтя дождаться объяснений от него самого. Он позвонил по больничному номеру, стал просить о встрече, и тут на его лице отразилось еще большее разочарование по поводу услышанного.
— Ладно, не беда, — сказал наконец Гурьев, засовывая свой мобильный в карман. — Шутова переведена в закрытую спецбольницу для подследственных, вход туда только с разрешения следователя.
— Ого! — присвистнул Костя. — Дамочка-то, кажется, увязла!
— Именно, — подтвердил Валерий Гурьев. — Ей предъявлено обвинение по статье «Халатность на рабочем месте, приведшая к гибели людей». Но ничего, это не проблема. Я добьюсь с ней свидания, у меня есть знакомые в ментовке. Но это, конечно, не сегодня, а только завтра, и не раньше вечера!
Я кивнула: лучше, чем вообще ничего.
— Ну, что теперь? — спросил Костя.