— С-сука… — вложив в это слово все, что за эти несколько секунд осознания сказанного намоталось на колючий шест в его душе, выдавил из себя Крысолов. — И что ты собираешься дальше делать?
— С вами? — как ребенок, которому пообещали дать конфетку, если он перестанет плакать, оживленно захлопал ресницами тот. — А ты как думаешь?
— Даже не знаю, что и предположить, — повел плечом Крысолов. — Может, хоть дашь возможность рассказать нам кто мы и куда направляемся? Глядишь, и поверишь, что мы настоящие люди.
— Поверить? Вам? — он снова рассмеялся. — Вы когда бежали к озеру не заметили там, у руин, гору костей? Так вот это те, кто пытались переубедить меня в своей человечности. Эх, видел бы ты какие они тут мне номера исполняли…
Этот прием Кириллом Валериевичем уже давно позабыт, как и те случаи, в которых он спасал ему жизнь, но как же иногда полезно вспомнить что-то из давно забытого прошлого! Итак, как действовать, если вы без оружия, но к правому запястью под костюмом у вас примотан чехол с ножом? Как его извлечь оттуда и незаметно бросить в противника? Начать просто тянуться — заметят, стрельнут. Пытаться достать незаметно — уйдет много времени. Единственный вариант — найти повод, чтобы развести руками, а потом медленно, так, чтобы глаза противника привыкли к этому движению, снова свести руки, и в конце как бы невзначай прихлопнуть в ладоши. Ну а дальше, как говорится, дело ловкости рук.
Крысолов свел руки, ладонь к ладони, примерно в тот момент, когда умалишенный стрелок сказал слово «исполняли». Он выбрал удачное время. Тот как раз растянулся в ухмылке и довольно закряхтел, вздымая узкую грудь и шелестя своим плащом.
Пальцы приятно прикоснулись к рукояти ножа. Еще мгновенье, и его лезвие с большой охотой воткнется этому идиоту в шею. Он может выстрелить, но вряд ли уже по цели, скорее всего пули уйдут в никуда, и это будет единственно, что жаль. Боеприпасы, где бы он их не взял, все же в этом мире имели ценность не меньше, чем хлеб.
— Ах ты ж!.. — вдруг выкрикнул, в ярости исказив лицо яготинец.
Сомнений насчет того, что он раскрыл Крысолова, не осталось никаких. Даже самых призрачных. Как и насчет того, что сейчас он выстрелит не раздумывая.
Крысолов замер и прищурился, затаив дыхание. Он знал, чего ожидать. Он уже был готов услышать выстрел и почувствовать, как жгучая боль продирает ему легкие и даже подался слегка вперед, как бы идя пуле навстречу…
И выстрел прозвучал.
Минуты быстро истекали одна за другой.
Если бы у него возникло желание повернуть голову на восток, он мог бы увидеть подымающийся над линией горизонта краешек ослепительно сверкающего диска. Но такого желания у Лека не было — ему приходилось однажды видеть смерть не успевших добраться до убежища сталкеров. О том, как они умирали, задыхаясь горячим воздухом и зажариваясь внутри огнеупорных костюмов, он помнил куда лучше, чем о том, как впервые в жизни потрогал за грудь соседку Лену. Запах жженой плоти прочно засел в его памяти, и даже сейчас, казалось, он чувствовал его, будто тот тянулся, витая над автострадой М-19, с самого Киева.
Опираясь на окровавленные руки в изорванных перчатках, и превозмогая дикую боль во всем теле, Лек встал сначала на четвереньки, а затем шатко поднялся на ноги. Он понимал, что промедление для него играет роль ступеней к эшафоту, но заставить себя бежать не мог. Сделав всего пару неуверенных шагов, он застонал и оперся на колесо автоцистерны. Голова, превратившаяся в звенящий колокол, совсем не соображала куда идти, перед глазом все двоилось и разбегалось.
Растерянным взглядом он осмотрелся по сторонам и обнаружил в паре шагов лежащую на дороге винтовку. Неподалеку от нее валялся и его шлем — словно выбившаяся из асфальта голова подземного сталкера-крота. У винтовки мог быть разбит прицел, но его это сейчас беспокоило меньше всего. Сделав несколько нетвердых шагов, он добрался до своего оружия, согнувшись, сгреб его в руку, заученным движением закинул на плечо. Затем схватил шлем и, взвыв, вытягиваясь во весь рост, побежал куда глаза глядят. Игнорируя боль, не обращая внимания на жжение в шее, спине и ломоту в ногах, он бежал прочь от дороги, на холм, с холма, по устланной мелкими буграми равнине.
К черту голову! Лек бежал без направления, просто смотря себе под ноги. Он ощущал себя тряпичной куклой — мягкой, пухлой, с трудом удерживающейся на ногах, но в то же время будто обмотанной в несколько слоев крепкой веревкой, нити которой ткались в стремлении выжить любой ценой. Это помогло ему какое-то время не чувствовать боль, это помогло не думать о солнце, и, превратившись в наконечник стрелы, лететь к цели, пускай маловероятной и призрачной.
Но она появилась — его путь пересекала проселочная дорога, вдоль которой тянулась сплошная полоса издали похожих на клубы колючей проволоки сухих кустообразных зарослей со змеящимися по земле и взвившимися к небу лозами.
На мгновенье Лек приостановился, осматривая живую изгородь, высотой чуть ли не в его рост, но решил не искать в «живой» стене места послабее — прижав руки к груди и склонив голову, он бросился продираться через кустарник прямо перед собой. Выбравшись на дорогу, он еще некоторое время он продолжал бежать к видневшимся вдали, слегка размываемым исходящими от земли волнами испарений, ржавым воротам и поросшей зарослями будке КПП, пока не ощутил, что ноги перестают ему подчиняться. А уже в следующий миг он летел лицом вперед, не в силах даже выпростать руки и как-то смягчить удар. Только упав на землю, несколько раз перекувыркнувшись и застыв в позе эмбриона, он увидел, что в его теле торчат не меньше двух десятков тонких острых шипов. Перед глазами помутилось, изо рта повалила белая пена. Если бы он знал, что шипы ксаверуса ядовитого содержат экзотоксины… но он не знал.
Вмонтированный в шлем сигнализатор, предупреждающий о критической наружной температуре, обычно издающий едва слышимый отрывистый писк, в это мгновенье визжал как сумасшедший, придавая и без того гадостной ситуации еще более контрастного оттенка неизбежности.
Сжав зубы так, что заложило в ушах, Лек перевернулся на живот и, влача отказавшие ноги, пополз на брюхе, цепляясь сбитыми в кровь пальцами за асфальт и ломая ногти, но не выпуская из поля зрения ржавые ворота. А главное — видневшийся вдали ряд огромных железобетонных резервуаров, выстроенных в несколько рядов, за которыми на пригорке высилось небольшое трехэтажное здание с торчащей из крыши трубой.
Сохранка! — мерцало в его голове единственное слово.
Но будто заколдованный, сколько б он не полз, а ворота, казалось, не стали ближе и на метр. Выругавшись, он лег навзничь, зажмурился от больно заслепившего глаза света и на ощупь выискал в нарукавном кармане шприц с обезболивающим. Стянул с него защитный колпачок, сделал инъекцию в шею, и сразу потянулся за следующим.
Он впервые в жизни испытывал на себе обезболивающее, но то, что он слышал о нем, подтвердилось — силы и вправду начали не медля наполнять его тело. Впрочем, дожидаться пока ноги полностью вернут себе способность удерживать его, он не мог — встал на четвереньки и, взяв низкий старт, попытался бежать. Практически не разгибая спины, петляя от одного ряда кустов ко второму, Лек напоминал попавшего на ледовый каток пьяницу, но тем не менее, расстояние к воротам стабильно сокращалось. Возможно, если бы взошедший над землей ослепительно-белый диск не превратил воздух в обжигающий глотку пар, Лек сумел бы добраться до места сохранки… но до ворот ему не хватило каких-то пять-семь метров. Он упал на колени, согнулся и ухватился руками за горло, будто пытаясь сдержать вытекающую через разрез кровь.