Должно быть, ты думаешь, зачем я тебе все это рассказываю? Запасись терпением, еще немного и ты все поймешь. А если у тебя хорошо с математикой, ты начнешь понимать все еще раньше.
Теперь еще пару слов о «Едином Смотрящем». Пару слов, потому что многое чего я тебе сказать не могу, а многое чего не хочу, но кое-что знать ты все же заслужил. Для начала то, что «Единый Смотрящий» — это, если выражаться понятным языком, научный проект, некий сложный нейрокомплекс, объединивший в себе человеческий ум, так называемый «Брейнцентр», и компьютер с главной программой под названием «Афта-лайф». Основной составляющей «Единого Смотрящего» был именно «Брейнцентр» — специальная камера с двенадцатью колбами, внутри которых хранились умственные начала группы ученых одного московского НИИ, пожертвовавших собой перед началом войны и отдавших во имя науки свой головной мозг. Они сделали это чтобы впоследствии мочь анализировать поступающую со спутников информацию обо всем, что происходит в мире. Звучит безумно, я знаю, но лучше существовать в таком виде, чем никак, согласен?»
— То есть, если я правильно тебя понял, ты всего лишь…
«Да-да, всего лишь лабораторная колба с серым веществом «умника», ведь так вы называете ученых? — продолжил его мысль голос, не доставив сталкеру удовольствия сыпануть на незаживающую рану добрую лопату соли. — Но, как я уже говорил, лучше так чем никак».
Наступила короткая пауза, за которую они оба, казалось бы, старались все хорошенько обдумать. Один — что ему говорить дальше, и следует ли вообще высказываться такому человеку в котором видел достаточно сильного соперника и взять которого будет не так уж и просто. А второй перелопачивал в памяти услышанное, раскладывая все по полочкам и пытаясь найти нить, невидимым образом удерживающую вместе все те слабо соотносящиеся между собой клоки пролитой «колбой» на свет информации. Но поскольку обнаружить таковую пока что не представлялось возможным, он жаждал продолжения рассказа, и голос, поняв его желание, продолжил:
«Так и срослись человеческий ум и компьютерная программа. Следует отметить, что компьютер, или как мы, ученые, его по привычке называли «робот», поначалу являлся всего лишь огромной зип-папкой, куда было вложено массу информации, и куда мы намеревались вкладывать все остальное — все, что сочли бы важным. А одной из основных функций программы «Афта-лайф» было отделять человека от так называемого неочеловека — человека будущего, который, возможно, появился бы в результате постоянного вмешательства радия в его генокод. Для этого в память робота были внесены все возможные физические и интеллектуальные данные на нормальных, не подверженных радиационному влиянию людей: от стариков, одной ногой уже стоящих в гробу, до только что родившихся младенцев, а также людей, живущих в населенных пунктах, расположенных в непосредственной близости к зонам повышенного излучения: атомным электростанциям, ядерным полигонам, специальным воинским частям или могильникам радиоотходов. Все эти характеристики и физиологические показатели относились к понятию «общий модус» и означали, что человек нормален. Если же показатели отклонялись от нормы общего модуса хотя бы на единицу, это уже значило, что перед вами неочеловек — существо, которое шагнуло на новую, несуществующую ранее степень развития и тем самым, по мнению тех самых ученых, то есть нас, вошло лишь в первую стадию многофазной мутации.
Скажу также, что изначально «Единый Смотрящий» был системой, прежде всего направленной на анализ состояния биосреды и создание архива для накопления информации для дальнейшего использования ее в научных, исторических и публицистических целях. Такой себе библиотечный сервер, на котором хранилась бы вся подробная информация о чреде событий на каждый день. У него не было рук и ног, у него не было никаких информаторов, всю информацию он добывал со спутников, но скоро немого вида сверху ему стало мало. Он все надеялся, что раскупоренные «первенцы» активизируют высокочастотные датчики, которые были установлены на улицах города, чтобы те передавали звуки и умственные колебания представителей нового мира, но «первенцы», вместо того, чтобы выполнять свою миссию, разбредались кто куда и, как правило, пропадали с экранов спутников навсегда.
Вот тогда-то и появились собаки. Я уж не упомню точно, как именно это произошло, но первый телепатический контакт был налажен как раз после нескольких несанкционированных вскрытий бункеров и полного разочарования в «первенцах». Псы первыми почувствовали нас, и сами пришли к нам. Прошло немало времени, прежде чем мы научились полностью понимать друг друга, но потом мы все-таки сумели достичь желаемого результата. Мы указывали им, где пища, а они были нашими глазами и ушами. Они не поддавались тотальному контролю, но их преданности с лихвой хватало для того, чтобы самозабвенно выполнять многие наши команды, будь то штурм вашего «Укрытия-2» или нападение на караваны между Тбилиси и Цхинвале».
Услышав эти слова, сердце у Крысолова вдруг больно сжалось, будто кто-то прикоснулся к нему холодной иглой, к горлу подкатила целая эскадрилья крылатых слов, которые вот-вот собирались выплеснуться в глаза говорившему, но, к его самого удивлению, волна ненависти спала так же быстро, как и накатила. Интерес брал свое, и поэтому Крысолов ни единым мускулом лица, ни единым смыканием глаз не выдал взорвавшейся в нем бомбы.
«Они запросто шли на смерть, если мы внушали им, что это нам необходимо, — продолжал, будто ничего и не заметив, голос. — Со своей стороны, мы указывали им на места, где находилась их потенциальная еда, а также посвящали их в таинства тактики ведения боя. Впрочем, в этом они по большому счету, никогда и не нуждались. Вы до сих пор ведь считаете, что собаки опаснее тех же самых оборотней, так же? И, разумеется, небезосновательно. Чего уж таить, их коварность и смекалка порой и нас откровенно пугали. А со временем нам ничего не оставалось, как признать, что кроме указаний на места, где скапливались животные, которые могли бы сойти им за пищу, мы им вовсе не нужны. Обидно, конечно, но все бы ничего. Все бы отлично, если бы не одно «но».
Их становилось все больше и больше — тех, что поступали к нам, если можно так выразиться, на службу. С одной стороны, это развивало наш кругозор, но с другой — заботиться больше чем о шестнадцати тысячах особей, каждый раз указывая им где еда, стало нам не под силу. У нас не было выбора. Отказать кому-то одному, означало бы отказать всем — у них было чрезвычайно удивительное, необычайно тонко развитое единодушие. Обидел одного, значит, обидел всех. И нам не оставалось ничего другого, как перепрограммировать наш «робот», отдав его ключевой программе «Афта-лайф» частоту, на которой происходила передача сообщений с семейством псовых. С одной стороны это здорово разгрузило нас, так как компьютеру было гораздо проще считывать со спутника нужную информацию и в разы быстрее передавать ее собакам, контролируя все больше и больше этих особей посредством когдатошних вышек для сотовой связи или радаров, которые «накрывали» собой просто гигантские площади. Но с другой… Мы, «Брейнцентр», начали чувствовать себя не у дел. Гребаная «Афта-лайф» с каждым разом все больше и больше подминала под себя управление «Единого Смотрящего»! А всего пару месяцев спустя мы полностью утратили контакт с четвероногими. Те попросту нашли нового хозяина, который давал им то, что они хотели, больше и чаще! И так уже много лет, Крысолов. Мы слепы и глухи уже много лет. Спутники больше не подчиняются нам, высокочастотные датчики так ни в одном городе ни Украины, ни России не были активированы, и все, кто согласился служить нам… это зомби. Да-да, я и сам иногда не понимаю, как это может происходить фактически, ведь у них внутри голов пусто, они ни о чем нам не сообщают, у них абсолютно нет памяти, но это работает. Они не так привередливы и не так требовательны к себе, они могут подолгу оставаться без еды, но ты ведь понимаешь, нам, ученым, мало того, что видят кучкующиеся на одном месте зомби».