— Доброе утро.
— Доброе утро. — Он медленно встал.
— Ты не должен был спать здесь.
— Должен был.
— Потому что не хотел, чтобы девочки нашли нас в одной постели?
— Потому что прошлой ночи не должно было случиться. Этого больше не случится.
— Мне жаль это слышать. Почему мы не можем снова заняться любовью?
— Послушай, Джулиана, ты привлекательная женщина. Прошло некоторое время с тех пор, как я… Мне следовало контролировать себя прошлой ночью.
— Ты хочешь сказать, тебе подошла бы любая женщина?
Он колебался. У Джулианы от боли перехватило дыхание. Она отвернулась к кофейнику и налила кружку.
Потом она поняла то, от чего ее боль усилилась. Похоть не причинила бы ей таких страданий. Неужели она влюбилась в Рекса?
— Джулиана, мне жаль.
Она выпрямилась, подняла подбородок и встретилась с ним взглядом. Сжала кружку так, что более хрупкий фарфор треснул бы.
— А мне нет.
— Ты не понимаешь. Я не тот мужчина, который тебе нужен. Тебе надо, чтобы все было навечно. Я не такой. Я подвожу людей, Джулиана. Это то, что я делаю лучше всего.
Навечно?
— Я не просила ни о чем вечном, Рекс. Я прошу только о двух с половиной неделях, которые остались согласно твоей программе для аукциона.
Она подошла к Рексу и положила ему руку на грудь. Его сердце неистово забилось под ее ладонью.
— Семнадцать дней, Рекс. Это все, чего я хочу.
Теперь, когда ты вкусила страсть, сможешь ли ты жить без нее?
Конечно, она сможет. Ее жизнь была распланирована, и если она хочет оказаться на вершине, как ее мать, то нельзя делать крюк. Особенно такой, из-за которого приходит мысль взять выходной день, чтобы бездельничать в постели с любовником.
Очевидно, его мама воспитала дурака, сказал себе Рекс, остановившись возле открытой двери своей спальни.
Иначе у него не трепетало бы сердце при виде Джулианы, лежавшей в его постели на скомканных простынях при лунном свете.
Если бы сегодня утром ее будильник не зазвонил сразу после ее предложения, Рекс, вероятно, потащил бы Джулиану обратно в постель, сорвал с нее халат и глубоко вошел бы в нее.
Какая там постель! Он взял бы ее на кухне.
Он слышал тихое дыхание Джулианы. Она лежала на боку, ее темные волосы рассыпались по его подушке, как прошлой ночью, когда он заставил себя покинуть ее.
Принять ее предложение не означает ее использовать.
Так ведь?
Неужели он хотел чего-то постоянного? Может быть, после того как расплатится с банком, он начнет искать женщину, достаточно сильную, которая приведет его в чувство, когда он попытается взять то, что он хочет, ничего не отдавая обратно.
Такую женщину, как Джулиана.
Дай задний ход.
Он не хотел становиться между Джулианой и ее родственниками. Она поймет, чего он ей стоил, и возненавидит его также, как он ненавидел сам себя за то, что из-за эгоизма погубил отношения со своей семьей.
Но отношения — даже временные — с Джулианой не были бы очередной встречей без имени и лица, как те, что у него в прошлом, заспорил адвокат дьявола у него в голове. Он не только знал ее имя и где она живет, он знал ее любимое мороженое — персиковое — и дюжину других подробностей о ней. Например, ее осторожный характер, то, что она взвешивает риск перед тем, как на что-либо пойти, сарказм, когда она нервничает, и ее склонность все изучать, начиная с него и кончая пособиями по вождению мотоцикла и воспитанию детей. Что касалось ее лица, Рекс никогда его не забудет.
Иди за этим.
Он шагнул к кровати, но остановился. Джулиана заставила его думать о музыке, и это чертовски его испугало. Весь день у него из головы не выходила та песня — песня, которую он писал в день, когда умерли его родители. Когда-то музыка была его спасением, но она также стала его проклятием, его дорогой к гибели. Он не мог снова впустить музыку в свою жизнь. Слишком это рискованно.
Джулиана повернулась на спину.
— Рекс, это ты?
— Да.
Она села в кровати. Лунный свет плясал на ее обнаженной коже.
— Запри дверь и иди в постель.
Он сжал кулаки, его грудь запылала.
Какого черта! Ты все равно проклят.
Его пальцы щелкнули замком. Он остановился возле матраца. Джулиана встала на колени и прижалась щекой к его груди.
Он снял рубашку и тоже лег в постель. И чертовски надеялся, что не возненавидит себя сильнее, чем уже возненавидел утром.
Джулиана взглянула на песочницу, где Рекс нагнулся к Бекки и Лайзе, и увидела то, чего ей не, хватало.
Ее родители не удрали бы с работы, чтобы терять день, строя песочные замки, которые смоют дневные грозы, и не позволили бы своей маленькой девочке обхватить их лицо руками в песке, чтобы поцеловать в щеки липкими поцелуями, как Лайза — Рекса.
Рекс поднял голову, и их взгляды встретились. Он поговорил с девочками, потом встал и зашагал к ней, волнующе улыбаясь.
— Довольна, что взяла выходной? — Рекс сел рядом с ней на скамейку за стол для пикника. Одной рукой он провел по спине Джулианы, а другую под столом положил ей на бедро.
— Да. Что ты имел в виду, когда говорил, что подводишь людей?
С лица Рекса исчезла улыбка. Он убрал руки и повернулся на скамейке лицом к девочкам.
— То и имел в виду, что подвожу.
— Но кого? Как?
— Джулиана…
— Пожалуйста, Рекс, ответь. Я узнала так много противоречивых сведений о тебе он-лайн, что хотела бы знать правду.
— Я уже тебе сказал, что ненавидел ранчо. Но я не сказал, что мои родственники пытались отговорить меня ехать в Нашвилл. Они не хотели, чтобы я гонялся за мечтой, которая скорее умрет, чем сбудется. У них были хорошие намерения. Они не хотели, чтобы мне было больно. Но я это понимал иначе. Прежде чем уехать, я наговорил им лишнего. Назвал их невеждами, деревенщинами, которые не стремятся совершенствовать себя.
— Сколько тебе было лет?
— Восемнадцать.
— Ты был всего лишь ребенком. Все знают, что дети — особенно подростки — не славятся тем, что делают самый разумный выбор. — Кроме нее. Она всегда поступала правильно из страха перед последствиями.
— Я был достаточно взрослым, чтобы не совершать таких глупостей. Мне следовало проявить больше уважения к родным. Но я этого не сделал.
— Цитировать банальную фразу о том, что человек крепок задним умом?