Шекелисам, пожалуй, можно доверять. Татарскому юзбаши – тоже. А вот тевтонскому кастеляну и волоху…
– Золтан, Раду, возьмите на себя Томаса, – распорядился Всеволод. – В сторонку оттесните, чтоб не мешал.
Двух лихих угорских бойцов должно хватить, чтоб придержать однорукого кастеляна.
– Сагаадай, присмотри за Бранко.
Юзбаши, даст Бог, справится с волохом, коли возникнет такая необходимость.
– Вы… – Всеволод кивнул своим проверенным десятникам, – вы все – за мной! Федор, Илья – прикроете справа, Дмитрий, Лука – слева. Иван, держись сзади. Поможешь кому и когда понадобится. Только прикрывать меня, ясно?! Сами вперед не лезьте и под меч Бернгарду не суйтесь. Дюже опасный боец.
Секунду, две или три они так и стояли. Неподвижный Бернгард в дверном проеме. Прижавшийся спиной к ближайшему саркофагу однорукий Томас – ошарашенный неожиданным развитием событий, но явно не собиравшийся подчиняться без боя. Шекелисы, подступившие к кастеляну с двух сторон. Сбившиеся в кучку русичи. Чуть поодаль – Бранко с факелом в одной руке, с саблей – в другой. Подле – Сагаадай, преграждавший волоху дорогу.
Секунду, две или три они дарили друг другу, как водится перед серьезной битвой, когда вороги – лицом к лицу, когда нельзя уже атаковать внезапно и нежданно. Когда в последний раз изучаешь супостата, прежде чем пустить ему кровь.
По количеству воинов и мечей несомненное преимущество было на стороне Всеволода. Но численное превосходство сейчас не являлось решающим. Истинный перевес был не столь очевиден. Всеволод уже успел прочувствовать, на что способен Черный Князь в бою. И ведь в том бою Бернгард только оборонялся, не стремясь нанести смертельного удара. А как будет теперь?
Время вдруг замедлило бег. Бесконечно текли мгновения. Воины в серебрёных доспехах стояли меж каменных гробов. И – тишина. Лишь тяжелое дыхание. И треск факелов.
И – колышущиеся тени по стенам.
Они смотрели друг на друга. Секунду. Две. Три.
Быть может, все четыре.
Или пять.
А после Бернгард вдруг бросил меч в ножны.
И…
– Напрасно! – вновь посетовал Бернгард, обращаясь к одному лишь Всеволоду. – Напрасно, русич. Но раз уж ты призвал к себе свою подмогу, то позволь и мне. Тоже. Призвать. Свою.
И…
Князь-магистр шагнул в общий склеп. К нему. К Всеволоду. И к тем, кто стоял с ним. За него кто стоял.
И…
Воздел к сводчатому потолку обе руки. В которых сейчас не было оружия. Но растопыренные пальцы боевых перчаток скрючились, будто силясь удержать что-то более важное, более страшное, чем просто оружие. Удержать или наоборот – открыть, выпустить. Впустить?
И…
– Ко мне! Все – ко мне! – вновь под сводами склепа прозвучал тот же призыв, которым Всеволод кликал своих дружинников.
Тот, да не тот…
– Пришла пора просыпаться! – громогласно возглашал Бернгард. – Пора выходить! Ко мне, мои верные рыцари! Все – ко мне!
Гулкие раскаты эха метались по подземной гробнице, не находя выхода. Казалось, от зова Бернгарда дрогнуло даже факельное пламя.
В первый миг Всеволод не понял, кого именно призывает Черный Князь нелюдского обиталища. Кого вообще можно звать на помощь в этом скорбном месте? Но уже в следующее мгновение…
Скрежетнуло справа.
Звякнуло слева.
Стукнуло сзади.
Скользнула вниз и упала с саркофага первая крышка. Выбитая из глубоких пазов. Снизу выбитая. Из чрева закрытого каменного гроба.
В котором…
Нет, здесь не было еще одного потаенного хода. Здесь было только то, чему надлежало быть. Кому надлежало быть. Покойник. Павший в бою с нечистью и погребенный в замковом склепе со всеми надлежащими почестями орденский брат. Облаченный в латы мертвый тевтонский рыцарь.
Который, однако, сейчас казался слишком живым для мертвеца.
Всеволод не поверил собственным глазам, когда во вскрывшемся саркофаге обозначилось движение. Шевельнулся белый плащ. И черный крест на белом – шевельнулся тоже. Блеснула в неверных отсветах огня серебрёная бронь.
Может, обман? Морок? Игра теней и всполошного света факелов? Но нет, тени и свет морочат голову бесшумно. И им нипочем не сдвинуть массивные дощатые надгробия.
А тут…
Тяжелые деревянные крышки с грохотом падали на каменные плиты. Возня, шорох, шелест плащей и негромкое позвякивание доспехов доносились отовсюду, из каждой… почти из каждой гробницы. Из каждой закрытой…
Открывающейся изнутри.
Мертвецы, заключенные в саркофагах, словно разминались, прежде чем…
Нет, уже – не прежде. Уже – сейчас.
Над зияющими нишами саркофагов, подобно призракам, медленно, неторопливо возникали человеческие силуэты. Ведрообразные шлемы, ниспадающие тяжелыми складками слежавшиеся плащи отсверкивающие белым металлом доспехи.
Нежить… нелюдь… нечисть… В серебре!
Невероятно! Немыслимо! Невозможно. Ан нет… выходит, что возможно. Еще как… Ну да, раз уж Черный Князь свободно разгуливает в белом металле, почему бы и поднятым им мертвецам тоже… не…
Голова шла кругом!
А мертвые, опустошенные, испитые упырями рыцари уже поднялись в своих гробницах в полный рост. И – стоят. Ждут. Лица прикрыты – и пожалуй, что это к лучшему! – глухими шлемами с узкими смотровыми прорезями и частой сыпью дыхательных (интересно, нужно ли этим покойникам дышать? сейчас? а впрочем, нет, не интересно! совсем! ничуть!) отверстий. На заштопанных плащах, на чиненых доспехах… и под плащами и под доспехами не видно следов клыков и когтей. Не удивительно: страшные раны перед погребением наверняка были зашиты и, по возможности, – закрыты, раны не бросаются в глаза. И это тоже – к лучшему. Так можно убедить себя, что это в темных нишах открытых гробниц зачем-то выстроились двумя рядами обычные люди. Можно попытаться. Убедить. Себя.
С обычными людьми все же легче сражаться. Чем с этими. С ЭТИМ. С поднятыми Бернгардом мертвецами.
Пальцы неживых рыцарей крепко были сжаты на рукоятях мечей, секир, булав и шестоперов. Как покоились орденские братья с оружием, так и восстают теперь – с ним же. И что-то подсказывало Всеволоду: оружие это не торжества ради и не для красы держат мертвыми дланями пробужденные от вечного сна саксы.
Вот значит, какие помогальники у Черного Князя! Вот где они ждали и откуда явились! А запертый потаенный ход тут ни при чем.
– Господь Всемогущий! – прохрипел побледневший Федор.
– Иезус Мария! – простонал Томас.