Это был отменный рубака, в совершенстве овладевавший уроками сабельного боя в кровопролитных сечах бесконечных эрдейских усобиц, на изматывающих тренировках сторожного ристалища и в ночных сражениях с нечистью за тевтонский замок. И все же Бранко – не Бернгард. Долго выстоять против обоерукого бойца… лучшего бойца русской Сторожи ему не дано. Вот только плохо то, что и быстро совладать с ним Всеволод не мог. А время работало против него. Время сейчас – на стороне Бранко и Бернгарда.
Да, волоха изматывал бешеный темп схватки, навязанный Всеволодом. Да, итог поединка был предрешен с самого начала. Да, противник выдыхался, пятился, отступал. Но при этом уводил за собой и Всеволода.
От огня.
Назад, к склепу уводил.
И ничего тут не поделать: сначала следовало раздавить, разрубить, размазать человека с саблей, а уж после жечь нечисть.
Они двигались в яростном танце под звон металла.
В полутьме, едва подсвечиваемой обрубком горящего факела, сталь ударялась о сталь. А две мечущиеся человеческие фигуры порождали столько причудливых теней, что, казалось, в подземелье бьется немалая дружина. Гулкое эхо многократно усиливало звяканье клинков – прямого и изогнутого.
И – разваливалась под ударами мертвецов дверь склепа.
Запыхавшийся Бранко сражался молча, расчетливо, сберегая дыхание. Атаковать волох больше не пытался. Всеволод же нападал. Наседал, теснил, гнул, ломал противника, ухал и взрыкивал на каждый выпад. Однако никак не мог нанести последний, решающий удар.
Эх, второй бы меч сейчас в руку – сразу совладал бы с валашским израдцем! Но ножны – пусты. Но на второй клинок заперта дверь склепа. Да и все равно… Не дал бы ему сейчас стремительный Бранко времени вынуть еще один меч.
Ладно!
Сокрушительный удар – сверху вниз.
Этого…
Еще один – наискось.
Хва…
И – снова.
…тит!
И – опять!
По сабельке, выставленной над головой.
Готово! Задеть Бранко он, правда, так и не задел, но все же сшиб с ног, едва не сбросив в нишу, залитую греческим огнем и заваленную сосудами с сарацинским порошком. Волох упал. Однако сабли из рук не выпустил. Заворочался, путаясь в плаще, наброшенном поверх брони, – коротком белом, с широким воротником и увязанными за спиной рукавами.
Добивать? Или уж не тратить времени, а бежать назад, к огню? И – сжигать вместе с Бернгардом.
Нет, пожалуй, нужно добить. Пока волох не поднялся на ноги, пока не выдернул меча-засова из гнутой скобы. Эх, Бранко-Бранко! А ведь бок о бок шли от самых русских границ, ведь бились плечо к плечу супротив темных тварей!
Уже занося меч, Всеволод мельком, краем сознания, отметил, что дверь-то практически и не держится. Расщеплена, расколота вся изнутри дверь склепа. Дырявая, как решето, ненадежная, как пень трухлявый. Не устоять ей больше под натиском Бернгардовых умрунов.
«Дз-з-зяньк!»
А все же первым поддались не изрубленные доски. Клинок, вставленный вместо засова.
Разломился. Разлетелся надвое добрый меч.
А уж за ним и сама дверь… Распахнулась. Вывалилась. Рассыпалась на доски и железные полосы.
Первым, пачкая сапоги в горючей, но так и не возгоревшейся смеси, опрокидывая и топча горшки со смесью взрывчатой и не взорвавшейся, порог склепа переступил Бернгард. Мертвецы в тевтонских доспехах и одеждах следовали за ним. Оружие у всех обнажено. А кое у кого – и заметно иззубрено уже о мореный дуб в железной обивке.
Бранко, воспользовавшись моментом, ловко вскочил на ноги. На лице волоха – ни ярости, ни злорадства. Бранко был спокоен, Бранко был доволен. У него – получилось. Задержать. Потянуть время. Добиться своего. У Всеволода же…
«Не вышло! – с тоской подумал он. – Проиграл!»
И изготовился к схватке, в которой ему, увы, не победить. Была, правда, еще надежда, что Бернгард вновь предпочтет не лить понапрасну кровь Изначальных. Но – слишком она слаба, эта надежда. После всего случившегося князь-магистр, едва ли доверится непредсказуемому и своевольному русичу. Сам Всеволод на его месте ни за что бы не доверился. Тем более, что закрыть Проклятый проход Берн-гарда вполне может и без него. Там, в склепе, в одиноком каменном гробу, в шипастой клетке из стали и серебра все еще лежит Эржебетт. И в ее жилах тоже течет кровь Изначальных.
Они вновь стояли друг против друга: Черный Князь иного обиталища и пришлый обоерукий боец далекой русской Сторожи. Клинки – подняты. Взгляд – глаза в глаза. За спиной Бернгарда маячат фигуры мертвых рыцарей в грязно-белых одеждах и отряхивает перепачканный плащ верный слуга-волох. За спиной Всеволода – никого. Никого – и целое обиталище, куда нельзя пускать темных тварей. Какими бы они ни были, откуда бы ни шли.
Всеволод чувствовал, как его с головой захлестывает та последняя боевая злость, что уже не страшится смерти и не признает ни ответственности, ни непосильного долга, обязывающих изо всех сил цепляться за жизнь.
Он сам сделал первый шаг к противнику. И остановился, услышав…
Сзади…
Топот, тревожные крики.
Похоже, и у него за спиной тоже кое-кто… кое-что имеется. Но кто и что? И – почему? Всеволод не удержался – бросил быстрый взгляд через плечо.
В галерею ворвались двое. Томас. Федор. В мокрых доспехах (похоже, наверху льет как из ведра!) Мечи – наголо. Прежнего тусклого светильника у кастеляна уже нет, зато у Федора в левой руке – яркий факел, видимо, из тех, что хранятся на входе в подземелье. Глаза у обоих – в пол-лица, лица – перекошены, рты – раззявлены.
Томас так и встал столбом, едва узрев пленников склепа, выбравшихся наружу. Растерявшийся тевтонский рыцарь утратил дар речи. Русский десятник тоже смешался – но лишь на миг. Вскоре Федор стоял подле Всеволода с мечом в одной руке, с факелом – в другой, готовый, если нужно, сражаться и с Бернгардом, и с его умрунами, готовый сжечь и себя, и их. Готовый, но, кажется, не вполне уверенный, что это сейчас действительно нужно. А уж, скорее, наоборот – уверенный в обратном.
– Жив, воевода? – прохрипел Федор по-русски. – Ходы не пожег еще? Своды не повалил?
Нескрываемое облегчение прозвучало в каждом из трех вопросов.
– Как видишь, – отозвался Всеволод, не отводя глаз от Бернгарда.
Магистр не атаковал сам и другим не велел. Словно специально давал возможность воеводе поговорить со своим десятником.
– А волох, выходит, с ними? – Было ли удивление в голосе Федора? Или это понимание? Ненависти или осуждения не было точно.
– Угу, – кивнул Всеволод. – Под руку влез. Помешал, израдец, нечисть спалить!